Наконец Петр уверенно и ласково произнес:
– Тебе нужно прочесть книгу о нашем Спасителе, но мы не носим ее с собой, каждый из нас помнит по одной части, только вместе мы составляем книгу и согласны рассказать ее тебе, но для этого нужно место, где нам не помешают говорить, а тебе – слушать.
– Зачем мне твоя книга, если я умею делать вот что, – гордо ответил Симон и осторожно стал подниматься вверх, наступая в пустом воздухе на никому не видимые ступени. Все выше мимо темного камня стен, навстречу небу, ярко синевшему в проеме между крышами. Елена заметила, что все посторонние куда-то делись с этой глухой улочки и никто, кроме Петра и его удивленных учеников, не мог видеть восхождения мага. Он стоял в пустоте уже выше второго этажа и победно смотрел на всех сверху вниз.
– Кто бы ни дал тебе эту силу, именем Спасителя нашего приказываю тебе спуститься вниз, – по-прежнему ласково сказал Петр и написал пальцами в воздухе крест.
Симон неожиданно качнулся, словно лопнула невидимая веревка, державшая его, качнулся еще раз, будто оборвалась и вторая веревка, и с пораженным лицом сорвался под ноги Петру, больно ударившись о каменные плиты мостовой.
– Я слышал, – сохраняя гордость, сказал он, поймав руку Елены и с трудом поднимаясь, – ваша вера учит, что человек должен страдать. Если это правда, считайте, что я уже начал учиться.
Петр улыбнулся в свою черную курчавую бороду так, словно говорил с ребенком, которому еще многое придется растолковывать:
– Наша вера говорит о любви.
– Вот наш символ, – показал один ученик на стену, где был вырезан в камне не сразу заметный крест.
– Черта снизу вверх это любовь человека к Богу, – провел пальцем по камню Петр.
– А поперечная, лежащая черта? – спросил Симон.
– Это любовь людей друг к другу. Только пересекаясь в каждом из нас, две эти черты обретают смысл.
Елена старалась запомнить каждое слово. Она знала, что именно этой беседы они ждали в Вечном городе так давно. Симон с интересом всматривался в Петра и его спутников. Он никогда не видел их раньше, сколько бы ни заглядывал в будущее. Пробуя наступать на ушибленную ногу, он хотел догадаться: этот крест на стене случайно оказался здесь или был заранее вырезан одним из учеников Петра? А Петр старался вспомнить поточнее, ему казалось, что в молодости, полжизни назад, он уже видел лицо мага, на востоке, среди друзей мудреца Иоанна. Но прошло слишком много лет, подробности стерлись, к тому же непонятно было, как Симон не изменился за это время и даже помолодел с тех давних пор.
Вечером на пиру у императора Симон пересказал желавшим слушать кое-что из того, чему учили Петр и его спутники.
– Если они правы, – запальчиво сказал мальчик Нерон, – император не бог, рабство – грех, а любовь выше закона, тогда наш город нужно сжечь – переделать все равно не получится.
Клавдий вздрогнул, будто только что очнувшись от своих мыслей. Сквозь звон кифар, ропот барабанов, вой дудок он все же услышал слова наследника.
– Пожалуй, я призову назад твоего учителя, благородного Сенеку. Надеюсь, он сделает тебя спокойнее.
Мимы в ярком гриме под смешную музыку показывали жестами приезд невесты фараона с бесконечными служанками, но даже Клавдий не смеялся в этот вечер. Он хмурился, то ли думая над словами Симона, то ли волнуясь о судьбе Нерона.
– Ты говоришь, они учат, что бог один? – переспросил император и, не дождавшись ответа, возмутился: – И это нравится рабам и беднякам? Быть может, им просто не хватает воображения, чтобы представить себе многих богов? У раба только один хозяин, и потому ему понятен только один бог. Но любой достойный гражданин в кругу таких же граждан чувствует, что в мире много начал, стихий и божеств.
Когда представление кончилось и все, с разрешения Клавдия, отправились спать, император попросил Симона задержаться.
– Ты был в стране фараонов. Сейчас все там принадлежит мне. Все, кроме мудрости тамошних бритоголовых кудесников из храмов. И в восточных еврейских землях ты слушал Иоанна, и у эллинов, и даже там, куда еще не добрались мои войска. Расскажи мне, маг, кого ты считаешь самым великим правителем древности?
– Я буду говорить об Эхнатоне, – не раздумывая, отозвался Симон. – А ты уж сам решай, велик ли он и достоин ли подражания.
Этот фараон начинал, как и другие правители, и звали его Аменхотеп. Он первым бросал зерна в нильский ил, чтобы свиньи, пущенные на берег порезвиться, зарыли их копытами и вырос урожай. Раз в год бегал по кругу со священным жезлом и чашей в руке, чтобы все видели – сила с ним и боги доверяют ему править нильскими берегами. Но однажды он поспорил со своей женой, красавицей Нефертити, сами ли люди придумали все слова и иероглифы, или они получены от богов в незапамятные времена. Никто сейчас уже не вспомнит, что говорил фараон, а что его жена, имя которой означает «цветущий лотос», но после этого спора правитель решил проверить, кто прав. Он приказал поселить одного из младенцев, родившегося у дворцовой рабыни, в отдельный дом. Пусть у него будет все и пусть слуги ухаживают за ним, но только пусть не говорят при нем ни слова. За нарушение этого запрета полагалась немедленная казнь. Слуги следили друг за другом, и фараон был уверен в них. Пять лет мальчик жил один, и с ним общались только жестами, а потом правитель вошел к нему и заговорил:
– Какое слово ты мне скажешь? Что знаешь ты от рождения? Или будешь молчать? Или закричишь по-звериному? – спрашивал мальчика Аменхотеп.
Ребенок долго смотрел, как гость издает ртом такие непривычные звуки, похожие на далекий гром или конский топот. «Бог», – наконец ответил мальчик. Никаких других слов он не понимал. «Бог, – повторял он, – бог, бог!»
– Может быть, боги? – помогал ребенку правитель. – Мы знаем многих богов.
Но мальчик отвечал только «бог», показывая вверх.
– Нарисуй его, – подал фараон ему папирус и кисточку. – Зеленое у твоего бога лицо или золотое? Соколиный у него клюв, морда лисы или крокодилья пасть? Я хочу знать истинного бога.
Но мальчик нарисовал только круг.
– Это все? – разочарованно спрашивал Аменхотеп, хоть и знал, что ребенок не понимает никакой речи.
Подумав, мальчик добавил лучи в виде рук, расходящиеся от круга прочь. Больше он ничего не знал. В этот день фараон решил изменить в Египте все. И начал он со своего имени, сменив его на «Эхнатон», что значит «Для Атона». Солнечного бога Атона стали изображать в камне и на папирусах только в виде сияющего многорукого круга.
– Какой бог самый главный? – спросил фараон своих жрецов, собрав их вместе. Каждый жрец назвал своего покровителя: Тот, Гор, Осирис, Птах, Ра, Исида.
