Ответ пленника поразил его своей неожиданностью. Лицо Аритона, слишком изможденного, чтобы сдерживать владевшие им чувства, исказилось недовольной гримасой.
— Это чересчур рискованно и может тебе дорого обойтись. Король, чего доброго, казнит тебя за подобное милосердие. А я все равно буду страдать до тех пор, пока мои разум и тело способны воспринимать то, что меня окружает.
Аритон повернулся лицом к стене, не решаясь выказать свой самый глубинный страх. Он боялся, что горе и отчаяние лишили его равновесия, что его хрупкое самообладание может не выдержать дальнейшего натиска и вынудить его к неоправданному применению магии.
— Если мне суждено предстать перед амротским судилищем в роли козла отпущения, я не хочу медлить ни единого часа. Проклятое зелье более не властно надо мной. Думаю, я сумею выдержать эту потеху, — с горькой иронией произнес Аритон. — Если хочешь быть по-настоящему милосердным ко мне, иди и сообщи королю.
Лекарь резко встал. Не в силах произнести ни слова, он с искренним сочувствием коснулся исхудавшего плеча Аритона и покинул камеру, отправившись прямо к его величеству. Прежде ему казалось, что время, проведенное у изголовья Повелителя Теней, станет одним из самых неприятных воспоминаний. Но чтобы его сердце сжималось от жалости к пленнику — такого он и представить себе не мог.
Наступил назначенный королем Амрота день суда над Аритоном Фаленским. Разряженные в шелка и дорогие меха, обвешанные украшениями, королевские сановники до отказа заполнили белоколонный зал государственного совета. Здесь же присутствовал и наследный принц, хотя он по-прежнему пребывал у отца в немилости. Король так и не простил ему слов в защиту Фаленита и не позволил Лизаэру занять положенное наследному принцу место на возвышении. Стоявший там стул оставался пустым. Сознание того, что отец публично опозорил его, жгло самолюбие Лизаэра, однако врожденное чувство долга возобладало. Наследный принц занял место на галерее, где обычно располагались королевские гости. Видя, как открылись тяжелые, украшенные барельефами двери, Лизаэр с волнением подался вперед. В зал вступили стражники, а в середине образованного ими кольца шел пленник. Кольцо было плотным, а грозное оружие, казалось, исключало всякое поползновение к побегу. Знать зашевелилась; головы вельмож повернулись в сторону Аритона.
Лизаэр глядел на Повелителя Теней с предельным вниманием, испытывая при этом сложные чувства. Одурманивающее зелье, которым пленника поили почти месяц, придало фигуре Аритона вид обманчивой хрупкости. Вместо прежних лохмотьев на нем была крестьянская рубаха, болтавшаяся на его худых плечах. Осунувшееся лицо было отрешенным, словно цепи на руках и ногах не доставляли пленнику ни малейшего неудобства. Затрудненная походка говорила об обратном. С галерей послышался оскорбительный шепот, но и тогда в лице Аритона ничего не изменилось. Когда пленник и стражники вплотную подошли к возвышению, Лизаэру бросилось в глаза странное несоответствие. Сколько ухищрений было предпринято фаленитским магом, чтобы только не оказаться перед судом. И вдруг — полное равнодушие.
За долгие недели заточения Аритон отвык от света. Ослепленный ярким освещением, с которым соперничал блеск украшений знати, пленник щурился и моргал. Когда глаза его наконец притерпелись, Аритон обвел холодным, как море, взглядом шумные галереи, и там сразу стало тихо. Взгляд пленника переместился на знамена и пестрые шпалеры, скользнул по сидящим на возвышении вельможам и наконец сосредоточился на короле.
— На колени! — потребовал верховный правитель Амрота, тридцать лет мечтавший о таком моменте.
Аритон не шелохнулся. Его глаза оставались отрешенными, как у ясновидца, который пребывал не здесь и не слышал обращенных к нему слов. Придворные беспокойно заерзали. Только Лизаэр продолжал хмуриться, предчувствуя, что за странным поведением пленника может скрываться некий хитрый замысел. Он вспомнил, с каким хладнокровием Аритон вторгся к нему в душу тогда, в парусном трюме «Брианны». Вряд ли нынешнее поведение пленника было простым совпадением. Если умный, волевой человек, наделенный вдобавок магическими способностями, ведет себя столь бесцеремонно, им явно движет что-то более серьезное, чем показная бравада. Тогда что?
Знак, поданный королем стражникам, прервал размышления Лизаэра.
В просторном зале государственного совета королевским гвардейцам было где развернуться. Всколыхнулись полотнища знамен, затряслись тяжелые бархатные ламбрекены — это воины подняли и перевернули древка своих девятифутовых алебард. Блеснули лезвия, тупые концы, окованные металлом, были нацелены прямо в спину Аритона. Однако Фаленит, превосходно рассчитавший время, с непостижимым для зрителей проворством опустился на колени. Вместо удара между лопаток древко одного из гвардейцев пронзило воздух, просвистев над головой Аритона.
Этот маневр стоил стражнику потери равновесия. Пытаясь удержаться на ногах, он шагнул вперед, но поскользнулся и рухнул вниз на глазах у всех собравшихся. Громко лязгнули звенья кольчуги. Послышался чей-то смех. Стражника передернуло, его лицо побагровело от ярости. Он было замахнулся, чтобы отомстить Аритону, но слова Повелителя Теней предварили его удар:
— Мудрейшие из мудрых всегда говорили, что к насилию прибегают из страха.
Слова эти были произнесены выразительным, но холодным тоном и адресовались королю.
— Неужели ты настолько трусишь, что побоялся увидеть меня без кандалов?
Неслыханная дерзость взбудоражила всех. Но король воспринял выпад Аритона без гнева. Его губы тронула улыбка. Собравшиеся затихли, ожидая ответных слов правителя.
— Мой верный страж, пленник опозорил тебя. Отомсти ему.
Стражник встал и схватился за оружие с поспешностью разъяренного медведя. Спасая свою честь, он резко ударил Аритона, и тот ничком повалился на пол. Кандальная цепь помешала пленнику загородить руками лицо. Он ударился щекой о мраморный край ступеньки. По бледной коже потекла струйка крови. Все затаили дыхание. Правитель Амрота махнул стражнику, и тот отступил назад, по-прежнему не сводя взгляда со своего обидчика.
Лизаэр разглядывал острые черты лица Аритона, но не заметил никаких перемен, если не считать кровоподтека. Не обращая внимания на сотни враждебных глаз, пленник встал, сопровождая свои движения отвратительным лязгом цепей.
Королевская рука сжала лежащий на коленях скипетр.
— Ты до сих пор существуешь только потому, что мне угодно видеть твои страдания.
Ответ Аритона последовал мгновенно, словно удар хлыста:
