— Оружие сдай привратнику. Нам ведомо, кто ты таков и зачем явился сюда.
— Я белозерский боярин, — начал было Коттин, но местный прервал его, продолжая говорить:
— Ты сейчас спрашивал про Граабра, страшную нежить, царя оборотней? Известно нам, что ты и сам оборотень — о том имеем достоверные сведения. Ты убил три дня назад крестьянина, вчера ранил волхва греческого — священника веры Христовой, сегодня же — убил чудскую девицу, о чём нам доложили ревностные горожане. По закону великого Словенского княжества, — возвысил голос басовитый боярин, — за чёрное колдовство, за убийство невинных людей, наш царь, — боярин кивнул на старика с белыми глазами, — велит тебя сжечь на костре! Абы ты, оборотень, не восстал из праха во веки веков! Взять его!
— Взять его, взять! — завопили бояре, вскакивая с лавок и роняя высокие горлатные шапки.
— Вяжите колдуна! — закричали дружинники и гридни, вылезая из каких-то потайных чуланов.
— Это он, Кот-оборотень! — голосом, переходящим в визг, закричал ребёнок, выбегая из-за трона царя Гороха. — Я его на Белом Озере видел!
Дитя наткнулось на ледяной взгляд бывшего Кота, завизжало ещё пронзительнее, споткнулось, упало на локти, завыло страшно, не по-человечески. «Да это же собака Стефана!» — ужаснулся Коттин. — «Всё-таки подкинули разведчика! Когда он подрос, его зазвали в лес, он обернулся в человека и ушёл из города! Однако, он молод, неопытен — не сумел доиграть игру до конца, всю комедию поломал».
Древний странник медленно вынул меч, брызжущий искрами, раскалённый от присутствия огромного количества Зла — для Коттина вопросов больше не осталось. На него набегали огромные волки и полулюди с оскаленными клыками, вовсе волколаки с ужасными мордами и разумными красными глазами, в которых светилась злоба — пытались достать Коттина. Кто-то в сутолоке стрелял из лука, кидал копьё — но бывший Кот уже начал кровавую жатву, распаляясь от каждой царапины, от запаха крови и криков ужаса, всё больше и больше. В глазах его потемнело, тело не замечало ран и ударов — боль ушла, глаза побелели, словно у мертвеца, с губ сочилась жёлтая пена, с закушенных губ стекала дурная тёмная кровь.
Постепенно крики затихали, ноги наступали на отрубленные конечности и брошенное оружие, запинались за трупы, которыми покрылся пол княжеской палаты. Наконец, наступила тишина и почти полная тьма — горела только свеча возле царского трона. Сознание вернулось к Коттину, взгляд зацепился за труп ребёнка — когда он убил молодого волколака, бывший Кот не смог бы сказать и за всё золото Бабая. Перед чудским боярином осталась фигура высохшего седого старца с бородой ниже пояса, согбенного в пояснице. Коттин отступил на пару шагов, огляделся — порубленные оборотни в свете Луны медленно превращались в трупы людей — бояр и дружинников. И это медленное посмертное превращение было самым страшным из всего, что Коттин видел за долгие тысячелетия. Вдруг, краем глаза древний странник заметил, что царь Горох стал выше ростом, распрямился — лицо старика помолодело, покрылось серыми коростами, глаза загорелись красным, когти удлинились до самого пола — перед бывшим Котом стоял царь волколаков Граабр, собственной персоной.
— Ты принёс мне мой перстенёк? — жутким голосом прошипело существо.
— Да, да, а как же, — мирно промолвил Коттин, оглядывая меч на предмет зазубрин и царапин, которых, впрочем, не оказалось. — Сейчас и отдам. А то, как же так — чакра Индры у тебя, а перстень Фригг у жалкой ничтожной личности — у Кота. Непорядок!
Граабр на секунду замер, пытаясь в своём высокомерии понять, говорит ли серьёзно наглый Баюн или издевается над ним, тёмным иерархом высокого уровня. Он даже сделал движение, чтоб вытащить из ножен меч, но Коттин опередил его. Ухватив в мешке сосуд с горючей смесью, которую так и не удалось довести до ума, Коттин запустил его в голову оборотня. Кувшин разлетелся на куски — вязкая жидкость залила Граабру лицо, потекла на грудь. Страшный царь волколаков заревел и начал превращение обратно в царя Гороха — длиннейшие когти лишили его возможности протереть глаза, размазать жидкость по лицу. Коттин не стал дожидаться окончания превращения, метнул меч в грудь Граабра. И тут же отскочил — оборотень вспыхнул ярким пламенем, страшный вопль потряс не только княжеский дворец, но и половину города. Горящее тело каталось по полу, вскакивало и пробегало несколько шагов, не желая умирать, поджигало занавеси, опрокинутые столы и скамьи. Наконец, то, что было Граабром, скорчилось на полу возле трона, дёрнулось пару раз, и на глазах бывшего Кота превратилось в пепел — не осталось ни костей, ни черепа. Граабр покинул Мидгард и ушёл в нижние пределы — отчитываться перед тёмными богами за свои ужасные деяния в мире людей. Коттин пошевелил пепел мечом — чакра исчезла вместе с телом оборотня. Тяжело вздохнув, и осознав, что вокруг всё полыхает, Коттин направился к дверям, перепрыгивая через тела, обегая завесы огня, сторонясь пылающих стен. Однако, вместо того, чтобы сбежать вниз по лестнице, Коттин полез на покатую крышу.
Изо всех окон дворца шёл дым, рвались языки пламени. С запада дул сильный ветер — по небу неслись тёмные тучи, слабо подсвеченные лунным светом. Где-то далеко сверкали молнии, но дождя не было — стояла страшная сушь. Коттин оглядел ещё раз обречённый город, тёмный торжок с лавками и сараями, серебряную ленту реки, слободу на левом берегу Волхова, деревянные стены кремля, вздохнул и закричал в тёмные небеса:
— Господин Фрог, древний дракон, явись!
Когда странник привязался к отростку на спине дракона и посмотрел вниз, то увидел, что ветер раздул огонь на половину города — сухая солома изб, деревянные крыши палат и теремов быстро загорались, пламя перескакивало через улицы, даже через торжки и площади. Коттин понял, что со Словенском покончено. Если что и уцелеет в городе — это заречная сторона. Та, где стоял шатёр булгарского гостя Бабая, жила христианская секта, с игуменом которой так неласково обошёлся древний кот-оборотень. Дракон заложил вираж над городом, облетая столбы дыма, и полетел на восток, поднявшись выше тонких летних облаков, к серебряной монете Вайрашуры, что нынешние люди называют Луной.
Змей опустился на лесную поляну, затормозил когтистыми лапами, увернулся левой головой от столетней сосны. Когда Коттин отвязывал ремни, он повернул среднюю голову, промолвил укоризненно:
— Только повинуясь древнему заклинанию…
— А так бы сожрал, друг мой? — усмехнулся древний странник, придерживая меч.
— Тьфу, на тебя с твоим мечом! — обиделся Горыныч левой головой.