Александр Ладейщиков - Кот баюн и чудь белоглазая

— Древний Кот Баюн сделал нас теми, кем мы стали. Он использовал своё волшебство — и тысячи человек поверили ему. Это и моё проклятие…

— Волшебства уже нет… боги ушли… Он и сам… без волшебства.

— А его меч? Эта вещь не от сего мира. Я буду сражаться с колдовством, пока жив. Я отворачиваюсь от Коттина. Со мной только мой Бог.

— Я тоже хочу… к твоему Богу. Одному умирать… страшно.

— Тогда я тебя должен окрестить. Священников здесь нет, да их и не надо — ты пал на поле боя за родину, значит, уже окрещён, только не водой, а огнём, как сказано в священном Писании. Примешь ли ты, боярин Чудес, имя Николай, которым звали древнего святого из Мир Ликийских?

— Приму… крести быстрее… смерть…

Стефан взял руку воеводы, совершил крестное знамение, как положено — двумя перстами. Затем сложил руки воеводы на груди и закрыл перстами глаза. На душе саднило, словно он, князь, проглотил раскалённый камень.

Раздался крик — от ворот бежал дружинник, пал в ноги, прохрипел:

— Прости князь! Злодея поймали, но не довели. Побежал в лес, пришлось стрелять. Убит, при попытке…

Стефан посмотрел в глаза верного воина, увидел в них обман, но ничего не сказав, кивнул. Каким-то образом он понял, что убит Мардух. Сквозь кровавую пелену князь посмотрел на белесые небеса, на горящий дворец, на бегаущих горожан — они тащили корзины, баулы, гнали скот — ветер разносил огонь по всему городу, соломенные крыши вспыхивали, словно сухой трут в огниве Кота Баюна. Это а ещё не всё, пригрезилось несчастному потомку готских королей. Что-то случилось ещё.

Когда раздался новый вопль, князь, положив тело воеводы на землю, пропитанную кровью, встал, выпрямился во весь рост — окровавленная белая рубаха, стоящие дыбом волосы, в кровь разбитое лицо отпугнули собравшихся вокруг него соратников.

— Говори всё! — прошептал раскалёнными сухими губами Стефан, страшно сверкая белками глаз.

— Княгиня со своими людьми из чуди и хазар ушла под землю… ход обвалился. Все мертвы. Что делать? Копать? — дружинник затрепетал перед белозерским правителем.

— Оставьте там. Это измена. Нечего тревожить мёртвых. Скажут — чудь ушла под землю. И я уйду.

— Куда ты, князь? — закричали люди.

Стефан, как был, босой, в рубахе, подобрав обломок копья и опираясь на него, как на посох, пошёл к северным воротам. Толпа замерла. Бывший князь прошёл сквозь неё, и никто не посмел окликнуть или задеть его. Вскоре белый силуэт, постепенно уменьшаясь, достиг тёмного леса, и скрылся там навсегда.

Ночь, жаркая и душная, опустилась на Словенск. Опустел торг, хозяева заперли ворота, многие закрыли ставни, словно предчувствуя беду. Сторож не бродил с колотушкой по кривым улочкам — сидел в будке. Даже стражники дремали тревожно, изредка поднимая взгляд на огромную Луну, подымающуюся на востоке. Чёрной громадой темнел дворец словенского князя. Два поверха были темны и тихи, лишь на самом верху в окнах наблюдалось движение — кто-то бродил со свечами, иногда выглядывая наружу.

Коттин подошёл к красному крыльцу, подивился тишине. Лишь у самых дверей древний странник обнаружил молодого словенского дружинника с секирой. Казалось, что он не охраняет дворец от врагов, а сам смертельно боится ночной службы. Коттин крикнул приглушённо:

— Это я — чудской боярин Коттин, вчера сидели в корчме!

— Стой! Не подходи! — крикнул стражник, выставив секиру.

— Что, страшно? Никто не заходил?

— Нет, никто, — ответил вдруг признавший Коттина дружинник. — И никто не выходил. И меня никто не меняет с вечера.

— Так все разбежались, — заметил бывший Кот. — Шёл бы ты отсюда восвояси. Не понимаешь, разве, что здесь творится злое дело?

— Не велено! — испугался стражник. — Я не могу бросить службу!

— А впускать велено, кто попросится?

— Впускать велено!

— Тогда впусти-ка меня. А дверь подопри бревном. Кто будет с той стороны ломиться — не открывай. Есть же приказ? Если случится пожар или сеча — беги. Молод ещё.

С этими словами Коттин отодвинул стражника, бочком прошёл во тьму дворца. На первом поверхе стояла мёртвая тишина, впрочем, как и темнота. Бывший Кот вытащил меч, погладил, прижал к губам холодную сталь — она слабо засветилась, освещая малое пространство вокруг, и делая углы ещё темнее. Удовлетворённо хмыкнув, Коттин, стараясь не скрипеть ступенями, стал подниматься наверх, миновав такой же тихий и тёмный второй поверх. Далее лестница упёрлась в дубовую дверь, за которой находились палаты престарелого царя. Впрочем, в наличии его в Мидгарде, Коттин сомневался. По его расчётам, старик был мёртв недели две-три.

Подойдя к дверям, бывший Кот тихонько постучал костяшкой пальца, прислушался. С той стороны кто-то тяжело подошёл, на варварском диалекте священного языка хрипло промолвил:

— Кого там принёс Ям?

— Господину Граабру тайное донесение с Кыеву, — ответил Коттин, ловко подделываясь под язык неизвестного существа.

За дверями замолчали, задумались. Через минуту уже нормальным голосом сказали по-словенски:

— Вы там что, перепились что ли? Какой Граабр? Его величество почивать изволит. И что это вас не принесло в полночь?

— Так уже полночь, — удивился Коттин, пробуя дверь плечом.

— Сейчас, открою, — пообещал человек за дверью. — Входи медленно, оружие отдай мне.

Дверь начала медленно отворяться, и перед взором бывшего Кота обнаружился большой, украшенный оружием и кабаньими головами зал. Коттин сделал шаг вперёд и обнаружил, что при свете факелов, неважно, что на дворе полночь, идёт обычное сидение бояр — Дума думу думает. На скамьях находилось боярство Словенска — почти в полном составе. Ближе к выходу стояли дружинники — ни один из них не был знаком древнему страннику. На троне, посреди зала, сидел старик в тяжёлой железной короне с острыми зубцами — никаких драгоценных камней, золота, жемчуга — сурово и просто. Все смотрели на Коттина, исподлобья, нахмурив брови, собрав складки на лбах, под тяжёлыми шапками. Однако, кое-кто скалил зубы в недоброй усмешке — дескать, попался ты, чудской боярин. Отсюда не уйдёшь.

На секунду бывшего Кота пронзила страшная мысль — а вдруг он ошибся? И это не логово Зла, а обычная ночь престарелого царя, проводимая в размышлениях над государственными делами? Но вдруг Коттин почувствовал, что по спине сверху вниз пролегла тёплая полоса, постепенно превращаясь в горячую. Дружинники уставились за плечо странника, пришлось скосить глаза и ему — меч не просто светился, он пламенел, разбрасывая искры. В этот же миг царь Горох взмахнул слабой рукой. Поднявшись во весь огромный рост, неизвестный Коттину боярин провозгласил низким басом: