Као, нависая над ней.
Майя перешла на другое, и Као хмуро смотрел на ее отступление. Яз наблюдала, удивляясь, что кто-то такой большой почувствовал необходимость толкать маленькую девочку. Као мог бы сделать вид, что Турин смеется над ним, если бы хотел подраться, но в глазах худого мальчика было что-то такое, что заставило бы остановиться и бешеного пса.
Выбрав тюфяк на приличном расстоянии от Као, Яз устроилась поудобнее.
— Я собираюсь найти своего брата и спасти его от Запятнанных. — Она сказала это с большей уверенностью, чем чувствовала, и посмотрела сквозь мрак на бесформенную кучу, которая должна была быть Турином.
— Если увидишь его, беги, — ответила куча.
— Арка сказала мне, что остальные не так плохи, как Хетта, — сказала Яз. — Они не едят людей.
— Дай им поймать тебя, и ты пожалеешь, что они тебя не съели. — Долгое молчание. — Теус хуже Хетты. Гораздо хуже.
Похоже, Турин хотел, чтобы она спросила. Яз прикусила язык. Она не была уверена, что именно гордость удерживала ее губы на замке. Или, может быть, она просто знала, что раз уж ей нужно идти за Зином, то лучше ей не слышать ничего, что могло бы затруднить уход.
Турин все равно рассказал:
— У Теуса есть план. Он их возглавляет. Всех них. Даже Хетта боится Теуса. Он что-то ищет в черном льду. Ищет долго. Очень долго.
— Кто он? Из какого племени? Сколько ему лет? — Этот человек похитил ее брата. Яз обнаружила, что ей необходимо знать, как бы плохо это ни было.
Турин некоторое время молчал, и барак, казалось, затаил дыхание, как будто остальные тоже слушали и боялись выдать себя.
— Теусу столько лет, сколько телу, которое он носит. Когда я впервые увидел его, он носил тело Госсикса, мальчика, которого я когда-то знал.
— Носил? — Яз содрогнулась. Она могла думать только о содранной коже, точно так же, как Икта носили кожу крот-рыбы, шкуры туарка и тюленьи меха, выменянные в Трех Морях далеко на юге. — Ни один человек из племен такого не…
— Теус не из племен. — Голос Турина упал до шепота, преследуемый воспоминаниями. — Он пришел из самого льда. — Он, казалось, хотел сказать что-то еще, но дверь распахнулась, и внутрь хлынул свет, гоня тени по углам.
— На ноги, падение-группа! — Пом стоял, освещенный светом собственной звезды.
Он смотрел с суровым лицом, как они вставали, Турин последним, одарив его мрачным взглядом.
— Время осмотра. — Пом шагнул между ними. — Давайте посмотрим, какие жалкие оправдания мы получим в этот раз.
Майя отпрянула от звезды на конце железного жезла, когда Пом взмахнул им. Потом Пом повернулся к Као, стоявшему в дверях:
— Большой парень, да? Голин?
Као кивнул.
— Я должен был возглавить эту падение-группу, — сказал Пом. — Но Тарко играет в свою политику. В результате, однако, падение-группы не здесь и не там. Посиди с нами как-нибудь в Зеленой Хижине, и я расскажу тебе, как обстоят дела подо льдом. В эти дни Сломанные слушают меня, и им нравится то, что я говорю. Тарко отметил меня для великих дел.
Као кивнул, и Яз поймала себя на том, что тоже начинает кивать. Она перестала. Ей ничего не нравилось в этом молодом человеке, ни его поведение, ни то, что он говорил, ни то, как его взгляд скользил по ней, и все же каким-то образом его слова увлекали ее за собой.
— Убирайся, Пом. — Турин сплюнул. — И забери с собой свою прелестную ложь.
Пом раздраженно скривил губы и шагнул к Турину, выставив перед собой звезду:
— Это ты сказал, Пятно? Или ты опять позволил демону взять твой язык?
Турин попятился от света звезды, прикрывая лицо ладонью, словно от сильного жара.
— Видите? — Пом оглянулся на остальных. — Запятнанные не выносят звезд. Свет — это то, что держит нас в безопасности. — Он взглянул на Као. — Никогда не ходи туда, где темно, парень. Только не здесь. Они схватят тебя в одно мгновение.
— Да-с-сэр. — Као сглотнул и кивнул.
Пом повернулся и ткнул звездой в Турина, который теперь был прижат к задней стене. Свет заставил его задохнуться, словно от боли, вынудив соскользнуть и сесть на задницу.
— Прекрати! — Яз обнаружила, что движется вперед. Какими бы убедительными ни казались слова Пома, ей совсем не нравилось то, что он делал.
— Или ты меня остановишь? — Пом резко повернулся и ткнул ее звездой в грудь.
Яз, прищурившись, посмотрела вниз, туда, где на коже крот-рыбы сверкала звезда, сверкала еще ярче, чем раньше. Но это был просто свет, ни тепла, ни боли. Звезда издавала слабый звук, похожий на звуки далекой песни, с быстрым биением под ним.
— Тебе лучше уйти.
Пом нахмурился и еще раз ткнул в нее звездой. Он выглядел озадаченным.
— Пом! — В дверях стояла Арка. — Убирайся отсюда.
Лицо Пома напряглось. Он выдавил улыбку сквозь стиснутые зубы и ушел, не сказав больше ни слова.
— Как ты? — Яз склонила голову набок, не зная, следует ли ей предложить Турину руку, чтобы помочь ему подняться. Громкие голоса Арки и Пома затихли вдали.
— В порядке. — Турин поднялся на ноги, не глядя ни на Яз, ни на ее наполовину протянутую руку. Он отряхнулся и лег в постель.
Турин не произнес ни слова, пока все не улеглись спать:
— Люди думают, что Пом особенный, потому что он может противостоять звездам, но он опасен не поэтому. Он опасен, потому что его слова проникают тебе под кожу. Слушайте его слишком долго, и вы начнете верить тому, что он говорит. И, если ему не удастся зацепить вас таким образом, следите за теми, кого он зацепит.
СНУ ПОНАДОБИЛАСЬ ВЕЧНОСТЬ, чтобы найти Яз. Воображение преследовало ее сквозь изнеможение. С запятнанных лиц на нее смотрели чужие глаза, полные злобы. Наконец она отвлеклась от мыслей о словах Турина и вновь ощутила тревожное тепло и сырость в воздухе — нечто такое, что она знала только по Горячему Морю, неровные шлепки капель талой воды, падающих на крышу, отдаленный стон льда, всегда находящегося в движении. Все они сговорилось отогнать ее сны, и, вместо них, ее разум снова и снова прокручивал события, произошедшие в яме, и крики стремительного падения.
Яз лежала в темноте, глядя на потолок над головой. За всю свою жизнь она впервые пыталась заснуть не в палатке семьи. Ей нужна была постоянная жалоба ветра на шкуры. Ей нужно было, чтобы рычащий храп отца перерос в знакомое фырканье, а затем во временную тишину. Ей нужен был холод и знание того, что Зин и мать прижимаются
