к ней, завернутой в шкуру, с обеих сторон. Яз вспомнила о матери, и из уголка ее глаза выкатилась слеза. Каково находиться сейчас в палатке, вдвоем на всем этом пространстве? Отец с мрачным лицом, руки в кулаках на коленях, костяшки пальцев побелели. Мать, гордая, с лицом, вырезанным бесконечным ветром, с железом в длинных темных волосах, с глазами, бледными, как ледяные пустоши. Четыре года назад у нее были два сына и дочь. Теперь они исчезли. Будет ли гордость по-прежнему нести ее через руины семьи? Вторая слеза скатилась вслед за первой.
Наконец Яз задремала, периодически просыпаясь от мучительного голода, которому не помогало регулярное бульканье в желудке Као. Голод напомнил ей, что, каким бы самоубийственным ни был разум, бросивший ее в Яму Пропавших, тело намеревалось жить и требовало, чтобы она заботилась о его нуждах, иначе ей будет тяжело.
Когда мимо нее проползла темная фигура, Яз вообразила, что кто бы это ни был, он направляется к дальней хижине, на которую указала Арка. Но фигура, слишком худая для Као и слишком высокая для Майи, оставила дверь приоткрытой и повернула не в ту сторону. Заинтригованная, Яз выскользнула из одеял и двинулась следом.
Выйдя из барака, она поняла, что это мог быть только Турин. На льду он долго не продержится, слишком тощий, чтобы противостоять нападению ветра. Самой Яз не хватало полной твердости Икта, но Турин выглядел так, словно ветер мог его сдуть, прежде чем заморозит.
Шершавый камень странно ощущался под ногами, прилипая к влажным ногам. Покинуть укрытие без сапог и стелек означало потерять пальцы на ногах от мороза, но опыт всей жизни был уничтожен одним падением. Яз споткнулась, следуя за Турином прочь от поселения, и ударилась большим пальцем ноги о складку в камне. Она выругалась так тихо, как только могла, ковыляя в добрых тридцати ярдах позади своей жертвы.
Турин пересек пещеру, перепрыгнул через два небольших ручья и подошел к арке, которая вела в какую-то новую полость, более темную, чем та, которую они занимали. У входа горел единственный огонек — звезда-камень, больше любого из тех, что Яз когда-либо видела, лежащий во льду на уровне, которого она могла бы достичь, если бы встала на плечи Турину и потянулась.
Турин остановился около арки.
— Знаешь, ты не очень хорошо шпионишь за мной. — Он не повернулся к ней.
Яз застыла и ничего не сказала.
— Скрытность — не тот навык, который нужен на льду. Мне сказали, что ветер скрывает все остальные звуки и что там не на что охотиться.
Яз все еще оставалась неподвижной, воздух застрял в ее легких.
— Ты должна была сказать мне, что не пыталась вести себя тихо. — Турин наконец повернулся к Яз, и она облегченно выдохнула. — Но я слышал, что Икта не могут лгать. — Он склонил голову набок. — Это правда?
— Да, — солгала Яз, и они оба улыбнулись.
— Ты не можешь спать. Большинство не может в первую ночь. Может быть, остальные просто притворяются. Большой парень, Вайо?
— Као.
— Тогда Као. Неужели он действительно так храпит? Я уверен, что это какая-то шутка…
Яз поймала себя на том, что хихикает, и заставила себя остановиться, внезапно став строгой:
— Что ты здесь делаешь?
— Отвечаю на вопросы.
На этот раз Яз не улыбнулась:
— У меня есть еще. Я хочу знать…
— Тебе не холодно? — спросил Турин.
— Мне… — Яз опустила глаза, огорченная напоминанием, что на ней нет ничего, кроме шкуры крот-рыбы, в которые ее зашили. Ей следовало бы стащить плащ Као, но было так тепло, что она не замечала, насколько раздета. Сейчас, под светом яркой, совсем близкой звезды, она чувствовала себя почти голой. — Нет! — Она надеялась, что это слово прозвучит вызывающе, но в итоге получилось больше похоже на писк. — Слишком жарко, если уж на то пошло. — Это была не ложь. Под веселым взглядом Турина каждый дюйм обнаженной кожи почти горел.
— Чуть холоднее, и я замерзну. — Турин покачал головой. — Рассказы об Икта, похоже, правдивы. Вы все такие же сильные, как медведи?
— Не знаю. Я никогда не видела медведя, не говоря уже о том, чтобы бороться с ним.
Турин улыбнулся, хотя в его улыбке была печаль, та же самая печаль, которая преследовала его, когда они впервые встретились, она пробежала под его смехом. Он снова повернулся ко льду.
— У меня есть много вопросов. — Яз придвинулась ближе.
— Я пришел сюда не для того, чтобы отвечать на твои вопросы, — сказал он.
— Но ты же сказал…
— У меня есть свои вопросы. — Он подошел к луже, в которой лежал камень, и присел перед ней.
Яз подавила нетерпение и встала позади него. Вряд ли она получит нужные ответы криком. Хотя она была готова в крайнем случае стукнуть его головой о камень, если потребуется.
— И?
Турин потянулся к воде, опустил в нее руку, прижал ее к камню на дне и растопырил длинные пальцы.
— Ох… — Что-то скрутилось внутри Яз, странное ощущение, как будто она была озером, в которое упал ледяной шар, посылая рябь. Только она была не только озером, но и льдом, и рябью.
Турин слегка вскрикнул, как от боли, и поднял руку. Каким-то образом вода поднялась вместе с его рукой, медленно волнистой перчаткой, толщиной в несколько дюймов со всех сторон, красивой там, где свет проникал сквозь нее, проецируя движущиеся линии света и тени на живот и бедра Яз.
— Ты — ведьма-ребенок!
Турин рассмеялся, и вода упала сверкающими каплями:
— Я не ребенок. И это старая кровь, которая течет в нас. Старше, чем Икта или любое другое племя. Кровь марджал.
— Нас? — Яз не была уверена, что хочет, чтобы этот странный молодой человек оказался из ее рода.
— Ну, ты слишком мала для геранта, если только тебе не двенадцать… А ты не выглядишь на двенадцать. — На мгновение взгляд Турина пробежал по всему ее телу.
Яз позволила гневу сжечь любое чувство стыда за то, что она раздета:
— Я видела долгую ночь шестнадцать раз. Никто, кроме Икта, не может этого вынести.
— О, но ведь именно поэтому регулятор сбросил тебя вниз, не так ли? — Его бровь изогнулась. — Ты бы долго не продержалась. Ты не кажешься мне хунской, хотя у тебя черные волосы, но глаза слишком бледные. Ты быстрая?
— Достаточно быстрая. — Яз подумала о Зине. Из-за брата она казалась медлительной. В игре в пощечины ему не было равных, и хотя его глаза не были черными, как у некоторых южан вроде Куины, они были самыми темными из всех,