смылись от вида пожаров, возмущенно зачирикали в ответ.
Шмур обиженно повернулся к нам спиной и начал возиться с грибами. Мы пока угощали своих внутренних червячков орехами.
За то, что мы «доблестно сражались и прогнали василиска», Шмур вызвался охранять нас всю ночь. Сказал, что даже если задремлет, то от малейшего шума проснется и разбудит нас при приближении опасности.
Несмотря ни на что, ужин из грибов оказался весьма недурен. Шмур подсыпал каких-то травок, и обычные жареные на огне белые смогли дать фору блюдам из дорогих ресторанов. Даже удивилась, когда грибы неожиданно закончились. Вроде бы вот только что были, и сразу их нет. Ну, нет и нет, мы с Агапой облизали пальцы и пошли к костру укладываться.
На папоротниковых постелях вряд ли кому удавалось хорошо выспаться, поэтому я не очень надеялась на добротный сон. К тому же мешал дымок от костра, хотя, с другой стороны, он прогонял неугомонных комаров. Шмур помешивал угли и подкидывал свежую еду для костра. В ответ тот пощелкивал и постреливал.
Под это пощелкивание и постреливание я уснула. Вернее, забылась всего на несколько минут, а когда открыла глаза, то уже наступало утро.
По чахлой, обожженной траве ползли космы тумана. Они походили на сигаретный дым из легких великана. Ну да, если бы Пушок курил, то у него как раз из легких выходил такой туман. Белесые клубы наползали друг на друга, словно ленивые черепахи в зоопарке, которые спешили на водопой.
Шмур дремал, свесив голову на грудь. Агапа тоже посапывала, лежа спиной к костру. Птицы пока ещё не проснулись и лишь ветер в кронах создавал небольшой шум.
Я села и с хрустом потянулась. Тут же туман устремился ко мне, как пес, которому давно было пора гулять, бежит к двери на улицу. Липкие лохмы тут же покрыли меня по пояс, и я оказалась похожа на зайца из «Ну, погоди!» в тот самый момент, когда он собрался петь песню про одинокий айсберг.
Я лишь улыбнулась и собралась встать, но туман не дал этого сделать!
Кисельные волны держали меня крепко. Не сжимали, но подняться не давали, как будто я села в зыбучие пески и теперь не могла выбраться. Я хлопнула по туману ладонью и тут же рука пролетела сквозь воздух, а вот обратно она отказалась возвращаться.
Я оказалась в ловушке!
И тут же из тумана вылетел язык белого дыма и намертво сомкнул мне губы.
Эх, а ведь я только-только собралась как следует разораться, чтобы предупредить своих друзей.
Я попыталась оторвать кляп свободной рукой, но следующий туманный язык обвил ладонь и потянул её вниз, в компанию к другой руке. Плюшки-ватрушки, я превратилась в пенек. Да-да, в самый настоящий пенек, так как ничего не могла сделать, только сидеть и хлопать глазами.
И уже тогда, когда я собралась вдумчиво и размеренно удариться в панику, я заметила краем глаза движение…
Из-за стволов сосен выплыла моя давняя знакомая. Та самая девушка, которую я спасла в замке Похотуна и которая была изображена на картине в кабинете Симпатира.
Славояра!
Что она здесь делает?
Она двигалась в своей белой мантии точно также, как уверенные в себе призраки шуруют по коридорам старинных замков. Славояра плыла по туману. По крайней мере, я не видела, как её ноги передвигаются под мантией. Когда-то давно мне знакомый режиссер-постановщик народных танцев говорил, что эта походочка, когда не видно передвижений ног, тщательно оберегаемый секрет и его никому нельзя говорить под страхом самых ужасных кар. Я не поверила, но всегда смотрела на народные танцы с огромным уважением.
Славояра выплыла на середину полянки и остановилась, смотря на меня. Мне ничего не оставалось, как попытаться подергаться и приветственно промычать. Светлояра же вытащила из рукава белоснежный платок, взмахнула им и запела чистым, звонким голосом:
— Черный-черный город, белые-белые огни,
Надвое расколот — ночь изменила мир.
Сон тебя не греет, или одна не можешь спать
Ты летишь скорее где-то потанцевать!
И огонь, и вода
Нам с тобой — один огонь, одна вода.
И огонь, и вода
Все, что хочешь, забери!
И огонь, и вода
Нам от этого не деться никуда.
Ты сегодня зажгла, ты сегодня и гори!
После этого исполнения Славояра взмахнула платком и в меня полетел шар огня…
Я очнулась…
Нет, не так — Я ОЧНУЛАСЬ!!!
Да я вскочила с диким воплем, от которого Шмур потом три часа заикался, а Агапа попыталась зарыться в листья папоротника, служившие постелью. У неё это не вполне получилось, и она стала похожа на неряшливого снайпера, поджидающего жертву и поленившегося замаскироваться как следует.
Я же проснулась ещё до того, как врезалась в сосну, убегая со своей лежанки. Увы, сила земного тяготения и сила инерции заставили меня слиться в страстных объятиях со смолистым стволом. Шишка вышла знатная, а у меня до вечера гудела голова. Вечером она забилась другими заботами, но сейчас в ней словно прогудел Царь-колокол. Казалось, что гул пошел по всему лесу.
— Ма-ма-ма… — начал Шмур.
— Нет тут твоей мамы, — буркнула я, потирая лоб.
— Ма-марина, ты че-чего?
А в самом деле — чего это я? Подумаешь, кошмар приснился, как будто раньше ничего подобного не снилось…
А вот не снилось! Ни разу мне попса не приходила на ум, даже когда я работала в ларьке и круглыми сутками небольшой радиоприемник играл радио "Дача" и "Юмор ФМ". Если снились сны, то все какие-то немузыкальные, а кошмары и вовсе почти беззвучные. А тут на тебе — девушка Симпатира исполнила песню Киркорова… Как я не поседела?
— Кошмар мне приснился, — пробурчала я, возвращаясь обратно к костру. — Приснилось, что ты нас проводил к городу, и ничего не взял в награду.
— Да-да, де-действительно, ко-кошмар, — кивнул Шмур.
— А на самом деле? — спросила Агапа.
Я вкратце рассказала о тумане и явлении Славояры. Особенный акцент постаралась сделать на фальшивом исполнении попсовой песни.
— Да уж, приснится же такое, никакими трусами не отмашешься, — кивнула Агапа.
Шмур только пожал плечами, мол, я и хуже во сне чудовищ видел.
Я хмыкнула, но не стала расспрашивать о том, кого это видел он, чтобы так говорить? Да и каких ещё чудовищ можно увидеть в этом мире?
Солнце к этому времени поднялось достаточно высоко, птицы горланили так, будто у каждой было кафе в Турции, и они зазывали к себе клиентов. Даже роса
