Если бы ее спросили, зачем ее несет на войну, она теперь не смогла бы даже прикрыться стрельбой по Рейху — потому что теперь война была гражданской. Альянс воевал с Альянсом — сторонники старого Верховного совета с нынешним Советом спасения. И 13-й флот против Совета спасения — за основы демократии: личные человеческие права. На этом поле что было делать девушке, еще год назад о демократии не слыхавшей? Но, во-первых, в 13-м флоте были ее друзья, а во-вторых, ей объяснили, что Совет спасения — это как Гольденбаум. Бывшая подданная Гольденбаумов не колебалась ни секунды и встала малым кирпичиком в ту стену, которая была против.
— И если кто хочет жить при Гольденбаумах, спроси меня — как, — мрачно сказала она сослуживице Каролин Вонг, копаясь вместе с ней в потрохах забарахлившего «спартанца».
— И как? — немедленно спросила Каролин.
— Ну прежде всего, ты бы там вообще не жила, — отозвалась Мари, взглянув в узкоглазое смуглое личико, носившее явные черты неполноценной желтой расы. — Происхождение неарийское. Таких, как ты, в Рейхе давно нет.
Каролин зло прищурилась.
— А такие, как ты?
— А такие, как я, есть, да не стоят ломаного гроша.
Впрочем, чем больше она слушала разговоры окружающих о судьбах родины, тем больше склонялась к тому, что правое дело — не на стороне А, то есть Верховного совета, и не на стороне В, то есть Совета спасения, а вовсе на стороне С — то есть 13-го флота. Но сторона С хранила верность стороне А и не желала становиться самостоятельной силой. Многие об этом сожалели, некоторые вслух.
13-й флот шел к Хайнессену, собранный и опасный.
Крейсер — большой корабль, и младенцу ясно. Но насколько он велик, понимаешь только изнутри. Мари уже который день работала в ангарах «Гипериона» — и еще ни разу не встретила никого из прежних знакомых, кроме пилотов да энсина Минца. Само собой, они сталкивались возле «спартанцев». Да где им и было еще встречаться? Механики жили в своем секторе, питались отдельно от офицеров — с рядовым составом, работы было выше головы, вздохнуть некогда.
Оливер, как и обещал, записал ее в учебную группу, и на третий день пути над Мэри впервые захлопнулся прозрачный фонарь кабины. Не настоящего истребителя, разумеется, а тренажера, — но ее и это привело в веселый ужас. Поплан вовсю развлекался, глядя, как шестеро новичков путаются в экранах, циферблатах, кнопках и тумблерах, но не вмешивался. Наконец, фонарь отщелкнулся, в наушниках раздалось:
— Вылезайте, гроза Галактики. Идите полюбуйтесь, как вы летали.
Слегка позеленевшие от волнения, они столпились у экрана, напряженно вглядываясь. Шесть маленьких истребителей кувыркались по расчерченному координатной сеткой полю.
— Курсант Льюсон, как можно видеть, топчется на месте, — тоном экскурсовода комментировал Поплан. — Курсант Вагнер, вы озирались по сторонам, что ли? Иначе не понимаю, зачем вы крутились в этой плоскости вокруг вашего хвоста… Курсант Беккер, хвалю: к концу полета, похоже, вам удалось найти в кабине штурвал. Курсант Веменцгаари… ну и фамилия у тебя, Хекке, без разбега не возьмешь… неплохо, только не лупи так по клавишам, они чуткие, — смотри, как дергает твою машину. Впрочем, дело наживное… Курсант Ольтерман, уверяю вас, машина может лететь не только по прямой. Поворачивать она тоже умеет. И, наконец, курсант Гасеф…
— Гусев, — пискнул щуплый взъерошенный юноша с оттопыренными ушами.
— …благодарю за поправку, так действительно лучше звучит… Так вот, курсант Гусев. Вы летали довольно прилично, но скажите мне, ради всех чертей ада, почему — кормой вперед? Это крайне неудобно, на мой взгляд.
От двери раздалось ехидное хихиканье. Время, отведенное группе начинающих, истекало, начали подходить более опытные ученики Поплана. И это как раз явился энсин Минц — и теперь резвился за их счет.
— О, — обрадовался Оливер, — ты-то мне и нужен, Юлиан. Иди-ка сюда. Курсанты, перед вами офицер Минц. Ему весело смотреть, как вы не умеете. Он-то уже почти пилот, я даже, пожалуй, рискну вскоре выпустить его в космос. Так вот, курсанты! Довожу до вашего сведения, что энсин Минц в первом учебном полете на тренажерах — как вы сегодня, Ольтерман, — взял прямой курс на созвездие Персея и дунул, только дюзы мигнули. Мы с Коневым, помню, делали ставки, досвистит ли он за час учебного времени до столицы Рейха или только до окраин. И ничего, как видите, научился, летает. Почти. — Окинул курсантов взором заботливого дядюшки. — Курсант Вагнер, поправьте воротничок. На сегодня все. Свободны.
Ученики развернулись и двинулись к выходу.
— Мэри, — окликнул Поплан совсем другим, неофициальным голосом. — Тебе привет от нашего общего друга. Просил передать, что соскучился, но генерал им роздыху не дает.
Она остановилась, перевела дыхание. Ответила:
— Спасибо. Увидишь его — скажи, я тоже скучаю. — И поспешила вслед за остальными.
Мари потрогала одну за одной клавиши левого маневрового и нахмурилась. Опять тонкая регулировка через раз не отзывается. Где-то контакт барахлит… Снова откинула крышку на панели и повела тестером вдоль микросхем.
Нет, все в порядке. Это не здесь.
Ладно, лезем глубже…
И конечно, именно в самой неприглядной позе — голова в двигателе, попа наружу — и застал ее возглас от двери. Юлиан.
— Эй, Мэри, ты тут? Тебя Блюмхарт искал.
Тестер выскользнул из пальцев, закачался на шнурке, ударился о трубку АГРТ-привода, и та отчетливо хрустнула, а на тестере погасла лампочка индикатора. Помянув про себя всех йотунов Йотунхейма, Мари вывинтилась из недр машины.
— Я здесь, — отозвалась она.
— О, теперь вижу, — Юлиан подошел. — Так вот, тебя Блюмхарт искал, но не нашел, а теперь их уже отправили.
— Куда… отправили? — осторожно спросила Мари. В груди как-то нехорошо ёкнуло.
— Да на Шампул… ты чего? Мэри, не волнуйся ты, розенриттерам Шампул — раз плюнуть. Генерал Шенкопф взял десантные бронемашины, путчистов там мало, а население за нас.
Оказывается, разминулись на каких-то десять минут. Ну что ей сегодня втемяшилось идти разбираться с К-27, не дожидаясь начала смены? Проснулась раньше времени с ощущением — что-то не так, решила, что возня с неисправной техникой — лучшее средство от дурных предчувствий… и Райнер ее не нашел!
Глубоко вздохнула, сосчитала про себя до десяти, удерживая на языке неуместные восклицания, кивнула Юлиану и нырнула снова в потроха двадцать седьмого. Из-под приборной доски ее голос прозвучал глухо:
— А когда вернутся, не знаешь?
— Несколько дней, как пойдет. Будут новости — я скажу. — Помолчал. — А меня не взяли. Я просил генерала…
