— Слушаю тебя и диву даюсь, — засмеялся Поплан. — Со мной женщины никогда не говорят о тряпках.
— Ты для них объект охоты, а не "свое-родное-никуда-не-денется".
— Можно подумать, ты сорок лет женат.
— Нет, я всего лишь скоро двадцать восемь лет как младший брат.
Тут Дасти оглянулся и увидел Мэри, смотревшую на него с ехидным любопытством. Явно слышавшую сентенцию о женской природе. Без пакетов и сумок. Зато с тремя рожками пломбира в руках.
Сильно смутившийся коммодор Аттенборо вгрызся в мороженое. Он чувствовал, как горят уши, и тихо мечтал исчезнуть. Желательно просто растворившись в воздухе. Но прежде чем кончился пломбир, исчез Оливер Поплан, отрезав товарищу путь к отступлению. Он попросту вскочил, бросил: "Ладно, ребята, вы гуляйте, а я пошел. До встречи" — и только рыжая шевелюра замелькала среди голов прохожих, постепенно удаляясь.
— Догнал, — сообщила Мари, глядя вслед Олле.
— Мм? — отозвался Дасти из рожка с пломбиром.
— Брюнетку догнал, — пояснила Мари. — Думаю, это надолго. Вот и хорошо. Я очень хотела рассказать тебе про желтенькое с бантиком, но при нем стеснялась.
Дасти смутился еще сильнее и чуть не подавился вафлей.
— Тем более что ты для меня не объект охоты, — безжалостно продолжала мисс Беккер. — Я иду по следу майора Блюмхарта, как известно каждому зверю в наших лесах.
Титаническими усилиями проглотив наконец остаток вафельного рожка, Дасти поднял руки.
— Сдаюсь. Извини, Мэй.
Настал ее черед удивиться:
— Почему — Мэй?
— Потому что Мэри — это моя племянница шестнадцати лет от роду. Как раз такая, с бантиком на желтеньком, — ответил коммодор Аттенборо. — Чтобы имя не создавало ложных ассоциаций… И куда мы теперь, Мэй? я теряюсь. Не знаю, что показать тебе в этом городе. Может быть, тир? или поглядим, нет ли сегодня соревнований по боксу?
Мари вздохнула и взяла коммодора под руку.
— Хоть мы с тобой и договорились насчет охотничьих угодий, Дасти, честно говоря, мне очень нужно новое платье. Или хотя бы блузка. Не могу же я везде ходить в рабочем комбинезоне. Раз уж ты многоопытный младший брат — давай все-таки начнем с покупки тряпок. Здесь, в центре, уж очень дорого. Обещаю, я не буду крутиться перед зеркалом часами. А? — она заглянула ему в лицо.
— Ладно, — буркнул Дасти, совершенно дезориентированный. — Поехали в Левобережный район, там до революции было несколько недорогих лавок.
Во-первых, они ехали на такси с автопилотом. Во-вторых, вокруг вздымались небоскребы — много стекла, немного бетона. Когда выехали на мост, открылся вид на здоровенную статую отца-основателя Але Хайнессена. Он был больше, чем Рудольф Гольденбаум на Одине.
За рекой город изменился. В Левобережье было проще, беднее, грязнее. По узким улицам-ущельям свистел ветер, гоня клочья вчерашних газет. Бетон сменился кирпичом, стекла стало заметно меньше, и то какое-то пыльное. В нижних этажах часть окон была выбита и временно загорожена чем попало — фанерой, картоном, ребристым цветным пластиком. Людей на улицах почти не было, зато дважды мимо проехали танки. Издали слышался зычный голос, неразборчиво призывавший к миру и спокойствию через мегафон.
Потом дома стали ниже, появились чахлые скверы, они становились все пышнее и приятнее на вид — и начался одноэтажный зеленый район. Вернее, сейчас — зелено-желто-красный, листья на деревьях, тронутые осенью, сияли на солнце. Деревья и кустарники умудрялись выглядеть празднично и радостно, даже если стволы были опалены огнем, а нижние сучья обломаны. Здесь тоже прошлась революция — в заборах зияли дыры, три или четыре дома стояли закопченные и брошенные.
Первые две лавки, о которых помнил Дасти, не работали — двери одной вообще были заколочены досками крест-накрест. Зато третья, небольшое кубическое строение, сверкала чисто вымытым правым окном и ярко раскрашенной фанерой на левом, дверь была гостеприимно распахнута, и на пороге скучала без покупателей пожилая дама в спортивной майке и брюках. Над крыльцом в три ступеньки переливалась свежей краской вывеска "Тим Тармен" — ее явно подновили совсем недавно. Подойдя ближе, Мэри заметила аккуратно замазанные следы вмятин в колечке буквы «а».
Хозяйка расплылась в широченной улыбке, предчувствуя, что эти двое вылезли из такси ради ее товара. Когда же они подошли — глаза ее округлились, и она разразилась целым потоком невнятных радостных восклицаний. Оказывается, дама отлично помнила Дасти. Утонувший в ахах, охах и "как же ты возмужал, детка" коммодор, кажется, уже не рад был, что его принесло именно сюда. Тем более когда миссис Тармен переключилась на Мари и немедленно сделала совершенно естественные и совершенно ошибочные выводы.
— Миссис Тим, неужели и у вас тут стреляли? — Дасти попытался отвлечь даму от животрепещущей темы.
— Приходили за молодым Демекисом, а старый забаррикадировался и давай отстреливаться, — ответила миссис Тим. — Солдат нагнали, черт-те что творилось. Закидали весь район гранатами со слезоточивым газом. Мне вот окно высадили. Да дело прошлое, теперь-то пойдет на лад. Лучше представь мне скорее свою мисс.
Мари пискнула, что она сама по себе мисс, но ее не услышали. Оставалось сдаться и оставить хозяйку в ее заблуждении. Да и какая, в сущности, разница. Зато миссис Тармен моментально определила уровень запросов покупателей, и когда молодым людям удалось наконец откланяться, сорок раз пообещав непременно зайти еще, в руках у Дасти был пакет с юбкой, двумя блузками и спортивной майкой с жирной надписью "Демократия банзай!". Коммодор очень развеселился, увидев этот лозунг, и посоветовал брать майку не задумываясь.
— Не новомодно, потому недорого, — комментировала лавочница. — Модели девяносто пятого года. А так вещи хорошие, сами видите. Носите на здоровье. Дасти! Передай привет маме, Саре, Бетти, Синди, Кэнди и Тильде!
— Когда увижу, непременно передам, — отвечал коммодор Аттенборо, отступая к машине. — Всем-всем-всем. До свидания, миссис Тим.
Машина вильнула и покатила обратно в сторону небоскребов.
— Уфф, — сказал Дасти устало. — До чего ж разговорчивая особа. Хуже Поплана.
— И память как у комма, — хмыкнула Мари. — "А как ты был хорош в том беленьком костюмчике, милый!"
— Мэй, — в голосе Дасти прозвучала недобрая нотка, — если я узнаю, что ты рассказала об этом хоть одному человеку…
— О беленьком костюмчике? — поддразнила она.
— О маленьком хорошеньком Дасти Аттенборо, черт побери!
— Дети часто бывают маленькими и хорошенькими, — удивилась Мари. — Что тут такого? Тебе ж не пятнадцать лет — изображать из себя крутого. Ты же действительно крут, Дасти. Ты без пяти минут контр-адмирал. Подумаешь — пожилая особа помнит, что ты был маленьким!
