Настроение толпы после демонстрации Пригодиных прелестей изменилось. За исключением первых двух рядов старых и матёрых "пауков", все остальные собрались вокруг Кудриной семейки и оттачивали своё остроумие. Или что у них там взамен. Даже раскрашенный раками альфа возле Хохряка, весь вывернулся назад, пытаясь через головы стоящих разглядеть подробности. Хохряк внимательно оглядел этого своего... соседа.
-- Ну положим. А раки с нашей реки взятые?
Я постоянно пытался контролировать общую обстановку на дворе и поэтому увидел, как из-за угла терема показалась физиономия давешнего мужика -- затычки дверного проёма. Это был чистый автоматизм:
-- А наши мужики битые?
Все посмотрели в ту же сторону. Тут я вспомнил Домана:
-- А стадо наше?
-- А чего стадо? Цело ваше стадо. Наши присматривают -- ваш-то пастух второй сразу лёг как ему по уху...
-- Николай, какая вира за мордобой?
Николай возвёл очи в гору, точнее в крышу над крыльцом, и погнал наизусть по "Русской Правде" начиная со статьи 19. Потом перешёл к краже скота в поле. Суммы с трёх гривен снизились до 60 кун, но настроения селянам это не подняло -- здесь нет поглощения меньшего наказанием большим. Все суммируется. А по скотинке взыск идет не от краденных голов, а от дурных -- с каждого татя. Почему -- понятно. Правосудие здесь -- функция княжеской власти. Штрафы идут в княжескую казну. Чем больше пойманных злоумышленников, тем эффективнее власть и полнее бюджет. Такое сдельно-прогрессивное правосудие. Шесть десятков злоумышленников укравших хором хотя бы одну овцу или козу... Паучью весь можно будет закрывать на переучёт. Настроение собрания снова переменилось -- закон законом, но бьют-то не по "Правде", а по морде. По нашей. Потом селянам будет... стыдно. Но это уже потом. Снова вступил Аким:
-- Вот что Хохряк, мне эти ваши свары глупые слушать не интересно. Болею я, устал. Верни стадо, мужиков моих. Мы тут посмотрим -- все ли на месте? Честь ли по чести? Девку вам вернули целой. А об остальном -- давай после поговорим. Приходи со стариками -- потолкуем спокойно. А твоим, поди, и свои дела делать надо. Солнце-то вон уже где.
Хохряк обернулся к народу, народ издал... разнонаправленное согласие. После чего толпа, медленно выворачиваясь наизнанку, двинулась к воротам. Отмобилизованные Яковом рябиновские - встречали уходящих у ворот и освобождали от несвойственной им клади усадебного происхождения. Свита ясновельможного боярина Акима Яновича тоже двинулась следом. А меня Аким поймал за подол рубахи. Стёр с лица важное самоуверенное выражение, схватился за бок и скомандовал:
-- Отведи в дом.
До двери мы старательно изображали любящего, но утомлённого батюшку и почтительно помогающего ему сыночка. Сразу за порогом Аким ухватил меня за ухо и старательно выворачивая его своими тощими, но очень крепкими пальцами, зашипел мне в лицо:
-- Ты, ублюдок безродный, решил всех нас в сырую землю положить? С соседями смертно поссорить? Я тебя, гада ползучего, прежде сам закопаю.
Последние слова его были проглочены вместе с задушенным воем. Или -- задушевным. Поскольку взвыл он очень искренне, всей душой. От подагры не умирают. Но, при сочетании с правильно направленным дрючком берёзовым, получают массу впечатлений. Некоторое время мы оба приводили наши синапсы в рабочее состояние. Наконец, Аким сформулировал. Слил все свои недо-боярские отеческие чувства в одно короткое слово:
-- Гнида.
-- А ты - вша. Или кто тут у вас гнидским папашкой считается.
-- Ты зачем на их берег попёрся? Ты что -- не знал...
-- Не знал. Ты обещал учить. А сам только бражку дуешь да отлёживаешься.
-- На отца родного...
-- "Ублюдок безродный" - твои слова. Так что насчёт "родного"... Ты уж или так, или эдак.
Аким тяжело, демонстративно кряхтя и стеная, поднялся держась вдоль стенки. Инстинкт, вбиваемое повсеместно, вплоть до табличек в метро, уважение к старости, просто обыкновенная вежливость -- требовали помочь. Но ухо горело очень выразительно. "Нет уж, старый хрыч. Или помощь -- или ухи крутить. А смешивать два этих ремесла есть тьма искусников. Я не из числа".
Дед тяжко уселся наконец-то на лавку возле центрального стола в гриднице и умирающим голосом произнёс последнюю предсмертную просьбу:
-- Ты там Яшеньку позови. Он один-единственный меня любит.
Что общего между "старпёром" и "старосратом"? Кроме пенсионного удостоверения единого образца? - Сходная гаденькая жалостливо-хамская манера общения. Плеваться на пол я не стал. Просто обошёл по большому кругу и вышел на крыльцо. Пауки уже убрались со двора. Удивительно, сколько интересных вещей могут найти посторонние люди на нашей усадьбе. И не посторонние тоже. Потан нашёл дочку. Теперь он транспортировал находку к дому. С мощным акустическим сопровождением. Поскольку держал Любаву за ухо. При виде потенциального заступничка в моем лице ребёнок рванулся, извернулся, метнулся и... спрятался. Естественно, у меня за спиной. Увлёкшийся педагогическим процессом еще один родитель шагнул ко мне, оценил вероятный ход... педсовета. Сплюнул и удалился. А я пошёл раздавать... благодарности.
Никогда не следует пропускать возможность сказать людям "спасибо". Мне -- не тяжело, а им приятно. Тем более, сегодня они спасли мою жизнь. Свои -- тоже. Но пусть думают что мою. Всеобщая защита меня -- есть мощная связующая нить. Укрепляющая наш разносторонний, вплоть до разношёрстности, коллектив. Пожалуй, первый раз в этом мире я чётко понял и ощутил: один в поле не воин. Не так. Не в поле, а хоть где. И один - весьма воин. Но... Если война на уничтожение -- то да. Убивать я здесь могу. Уже немало покойников за моей спиной. Ну и что с этими мертвяками делать? Я же даже и закопать их... -- сил не хватит. А вот остановить... Особенно группу, толпу, ватагу... Нужен воспринимаемый туземцами аргумент. И очень хорошо, что такой аргумент у меня появился. В виде моей разношёрстной команды.
"Ворогов господин и сам побьёт. А войско ему надобно только мертвяков обдирать". Присказка сия многие годы за мною ходила. Таково было хвастовство людей моих, коим они страх свой смертный перед битвами побеждали. Неправда это. Выдумка. Но смысл в сём речении есть. Убить, истребить, уничтожить -- и один может. А вот победить, победу, плоды её взять и применить -- только купно, сообща. Нету победителя без верных друзей, помощников, слуг. Только убийца, разоритель. Потому и думал я всегда о людях своих. И ныне думаю. Не в славах моих честь моя, но в людях моих.
Ужин Аким велел накрыть не в поварне, а в гриднице. Торжественный ужин по поводу победы... Над кем? Над толпой плохо вооружённых селян? Над своим страхом перед их многочисленностью? Я несколько припозднился -- доделали с Ивашкой турник в малом дворе между теремом и тыном. Потом увлеклись опробованием. Фигово, однако -- больше восьми раз не могу подтянуться. У Ивашки и того меньше -- брюхо наел. Ладно, с завтрашнего дня начнём отрабатывать армейские нормативы. Ещё бы и вспомнить - какие они.
