Николай обмолвился о том, где именно находится девочка, и даже показал ее фотографию. Неспроста, как мне тогда показалось, он это сделал. А я, недолго думая, разработал план похищения ребенка. На следующий день я воспользовался таксофоном и позвонил в Гайдаровский приют, обрадовав противный женский голос на том конце провода сообщением, что приют заминирован.
Сами знаете, что такое телефонный терроризм – обыденное дело в наше сумасшедшее время. Понаехали машины ментов, "скорые", пожарные. Детей и воспитателей, конечно же, эвакуировали за территорию приюта. И вот, пока саперы с собаками обшаривали помещения на предмет взрывоопасных бесхозных сумок и коробок, мин и закладок, я исхитрился в толпе отыскать нужную мне девчонку, схватил ее в охапку, пока воспитатели-надзиратели судачили между собой, и с видом счастливого папаши поспешил к метро. Слава богу, ей не пришло в голову закричать, заплакать или звать на помощь. Она всего лишь обмякла на моих руках и не издала ни звука.
Хотел ли я ее убить? Нет, определенно, не хотел, и вы даже не смейте думать подобное, слышите? Я не детоубийца. Просто я не исключал вариант, что малышка может когда-нибудь заговорить. А тогда следователь, ведущий дело о зверских убийствах, хохмы ради или в порядке эксперимента покажет ребенку мою фотографию и спросит: "Настенька, ты где-нибудь видела этого человека?", на что девочка ответит: "О да, дяденька следователь, этот злой человек убил моих родителей". Всё. Этого обвинения было бы достаточно, чтобы запихать меня сначала в СИЗО, а потом и в места поотдаленнее, поглуше и потише.
Так что я просто боялся разоблачения, как говорил до этого. Я не хотел убивать Настю, но понятия не имел, что с ней делать.
А к списку моих грехов прибавился еще один – киднеппинг.
Тем, кто сам, добровольно
Падает в ад,
Добрые ангелы не причинят
Никакого вреда.
Никогда.
«Агата Кристи».
Я занёс девочку в свою двухкомнатную квартиру на седьмом этаже двенадцатиэтажки. Включив везде свет, я осторожно снял с неё пальтишко, которое – подозреваю – выдали ей в приюте, отобрав прежнюю одежду. Посадив ребенка на диван, я встал напротив на колени и заглянул в глубокие, бездонные, синие-синие, как морская путина, глаза.
– Меня зовут дядя Виталя, – представился я. – Ты немного поживешь у меня, хорошо?
Настя не отвечала, лишь смотрела огромными, очень красивыми глазами. Губки ее были по-детски надуты. Хм, по-детски, ведь она – пятилетний ребенок.
– Ты хочешь кушать? – в надежде на ответ спросил я. Подумав, хлопнул себя по коленям и сказал: – Черт, конечно же, ты хочешь кушать.
Я бегом умчался на кухню, отворил холодильник, с остервенением перерыл пустые пакеты и банки, но ничего не нашел. Последнее время, утоляя свой волчий аппетит, я постоянно забывал пополнять запасы продовольствия. В результате, теперь есть оказалось нечего. Ну, какие-то остатки пищи, конечно, валялись тут и там, но я не решился этим покормить дитя.
Пробегая по коридору мимо комнаты, я виновато бросил:
– Подожди, Настенька, я к соседям заскочу.
Своих соседей я представлял смутно. Видимо, успел забыть. Дверь напротив открыла девочка лет десяти, и я смущенно представился соседом по площадке.
– Мама или папа дома?
– Нету, – честно призналась девочка. Надо же, родителей дома нет, а она так смело открывает дверь незнакомому человеку.
В прочем, она наверняка знает, что и в самом деле живу напротив. Это я, остолоп, ничего вспомнить не могу...
– Понимаешь, тут такое дело. Племянница ко мне погостить приехала, да так неожиданно, что мне даже нечем ее покормить. Ты не одолжишь мне какой-нибудь еды? Я могу заплатить!
Боже! Ты стал животным, друг Виталя. Настоящим бараном стал...
– А вы меня познакомите с вашей племянницей? – отчего-то спросила девочка.
– Обязательно, – пообещал я, улыбнувшись самой лучшей улыбкой из тех, что лежат в моем арсенале средств убеждения.
Соседская девчонка нырнула в квартиру, но через минуту уже вернулась, протягивая мне полиэтиленовый пакет.
– Вот. У меня вчера был день рождения, много всего осталось.
Я сердечно поблагодарил ее, поздравил с прошедшим праздником и вернулся к Насте. заглянув в пакет, ахнул: там был солидный кусок торта, пирожные, конфеты, яблоко, два банана, апельсин... Какие хорошие у меня, оказывается, соседи...
– Смотри-ка, Настя, сколько всего вкусного! – попытался я расшевелить девочку. – Тортик, конфетки... Держи яблоко! Сейчас я тебе чаю согрею.
Я вновь убежал на кухню. К счастью, заварка и сахар еще остались, вода из крана тоже текла. Я быстро вскипятил немного этой самой воды, сделал чай и принес Настеньке. На кухню я ее приглашать не стал по причине царящего там бардака.
– Ну-ка, деточка, давай, покушай.
Она не шевелилась. Всё, что я выложил на столике перед ней, осталось нетронутым.
– Послушай, милая, ты должна поесть, – не собирался я сдаваться. – Или, быть может, ты не хочешь? Не хочешь? – Я вздохнул. – Наверное, ты к маме хочешь...
Она крепко сжала губы. Серьезно так сжала, не по-детски. Молчала с минуту, и я уже собрался продолжить увещевания.
– Моя мама умерла, – тут сказала Настя тихим бархатным голосом.
Я обомлел и, наверное, побледнел. Почувствовал, как дернулись уши.
– Так. Значит, раз не хочешь есть, давай на боковую! – выдохнул я распоряжение. – Будешь спать голодной.
Вытащив из шкафа постельное белье, я расстелил, а затем на всякий случай включил торшер, потушив верхний свет.
– Ложись спать. Завтра мы сходим в магазин, купим тебе какие-нибудь игрушки и одежду...
В соседней комнате я, не разбирая свое ложе, скинул свитер и джинсы, устало лег и закрыл глаза. Первый раз за долгое время, прошедшее с шестого ноября, меня не мучила бессонница. Едва закрыв глаза, я тут же погрузился в глубокий сон. К счастью, в сон без сновидений...
...И тут же проснулся. Во всяком случае, так мне показалось по внутреннему, субъективному времени. Зато часы на стене сказали, что уже семь утра. Я подумал, стоит ли поспать ещё немного, ведь работу сегодня решил просто-напросто проигнорировать. Пусть увольняют, мне то что... Я теперь человек особенный. Можно сказать, что и не человек вовсе.
Так и не успев прийти к однозначному решению, я подскочил от дверного звонка. Поспешив в прихожую, отворил дверь и встретился с внимательным взглядом Мухамбетова.
– Ну доброе утро, Ибрагим, – протянул я руку в приветственном жесте. – Случилось что-то?
– Убийство у нас. Собирайся живее, – пробурчал пэпээсник, крепко сжав мою кисть.
Вот так. Работа, очевидно, игнорировать меня не собиралась.
