- Надеюсь, тебе не очень больно, - мрачно произнёс юноша.
- Пустяки, - отмахнулась Тайша. – Ты всё так же добр.
Рагхан нахмурился и отвернулся, не вставая с пола. Добр? Видела бы она, как вчера вечером он пытал несчастных пленников, обречённых на смерть на жертвенном алтаре! Разве она не говорила о том, что всё знает, ещё тогда, в их первую встречу?
- Мне кажется, ты совсем, совсем растерян, - донёсся из-за спины голос пленницы.
Смелая. Так никто с великим вождём не разговаривает. Для всех он на то и есть великий вождь. Воплощение силы, непреклонности и властности. Никакой растерянности!
- Сколько тебе лет, Рагхан?
Он сам удивился тому, что сразу же ответил:
- Двадцать четыре.
Тихий вздох из угла. А вождь знает, точно знает, что она сейчас скажет…
- Совсем как…
- Молчи! – резко перебил он.
И Тайша замолчала. Только когда Рагхан снова развернулся к ней лицом, женщина рискнула продолжить разговор:
- Скажи: ты ведь делаешь это против своей воли?
- Что – это?
- Приносишь кровавые жертвы.
Опять она затронула эту тему! А ведь она не знает, что только вчера… и рана на его душе ещё не успела затянуться. Рагхан уронил голову на руки.
- Откуда тебе знать, что я чувствую?
- Я просто… очень долго живу на земле и разбираюсь… во многом. Мне кажется, ты растерян, - повторила Тайша. – Растерян и так одинок. Потому что нет никого, с кем бы ты мог поделиться своей болью.
Он вспыхнул и вскочил.
- Зачем перекладывать свои страдания на чужие плечи? И потом… я вождь и просто не имею права показывать своим людям, как я… унижаю самого себя.
- Неужели ни один из них до сих пор не прознал об Эйнлиэте? – удивилась Тайша.
Она, сама того не зная, нанесла вождю меткий удар в самое сердце. Что она там сказала? Одинок? Да, Тайша, ты всё верно подметила! Всё верно… Никто не знает о Хозяине, а значит, никому неизвестно о том, что происходит в гроте.
Только однажды, очень-очень давно, одна маленькая девочка по воле случая увидела тёмного посланца Ганнуса – и стала свидетельницей позора своего господина! Наверное, поэтому юный вождь всегда чувствовал робость перед нею – понимал, что она всё знает, она видела его другим. Жалким, беспомощным, как слепой котёнок… Она знала – и не возненавидела, не стала презирать, подала руку помощи, не осознавая этого, выговаривая с таким упорством слово «спасибо». А потом поддерживала, как могла, упрекала, плакала, просила… и не выдержала. Убежала от него.
Рагхан горько усмехнулся: и правильно, сколько можно терпеть такую тряпку?
Но как же тяжело!
- Тайша…
- Да?
- Я… я всё-таки расскажу тебе о цене своей свободы. Ты выслушаешь?
Прежде чем ответить женщина пристально всматривалась в глаза молодого вождя.
- Да. Мне… мне даже нужно это знать.
Рагхан провел руками по лицу и обкусал сухие губы, не зная, с чего начать, какие подобрать слова…
- Это даже нельзя назвать ценой свободы. Скорее, платой за право бороться за эту свободу. Если я хоть раз попытаюсь пойти против воли Эйнлиэта, он заберёт одну… одну девушку. То есть убьёт.
Тайша поднялась на ноги и пошатнулась, но выстояла и заходила по комнате.
- Быть может, Рагхан, сейчас я скажу очень жестокую вещь, но… одна жизнь стоит свободы вождя, ведь ты очень много значишь… и не только для людей. Вумианы и рельмы – да даже Низшие! – судьбы этих народов в чём-то зависят от тебя. Одна жертва… Прости, что говорю так сурово, но она будет оправдана, в отличие от… этих… других…
Дух занялся в груди. С трудом Рагхан выговорил:
- Ты не поняла меня, Тайша. Одну… не просто любую девушку. Именно одну единственную – и никакую другую. Одну… особенную. – Вождь снова осел на пол. – Особенную для меня. И я не могу даже попытаться сорвать с себя свои цепи!
Когда Тайша присела рядом и подняла его голову, во взгляде её читалось искреннее сострадание.
- Прости за мои слова, вождь людей. Ты ещё совсем, совсем молод…
- Не прости прощения: ты не знала. – Будучи не в силах выносить этот сочувствующий взгляд, Рагхан отвернулся. Но всё равно продолжил говорить, изливать свою душу, потому что уже не мог остановиться. Да и не хотел. – Он всесилен, Тайша, он дотянется до неё, где бы она ни была. А сейчас… сейчас она слишком далеко, чтобы я мог её защитить.
- Она знает о том, что Эйнлиэт назначил ценой её жизнь?
- Нет.
Он был дико зол на самого себя. Как?! Как он мог опять наболтать столько лишнего? Опять прийти в темницу к названной матери Сильфарина, чтобы поплакаться, пожаловаться на тяжёлую судьбу… Ничтожный, глупый, жалкий мальчишка, приползший под крылышко к умной старшей сестре!
Рагхан порывисто пересёк комнату, сел на своё ложе и с силой ударился затылком о стену. Хотелось плеваться.
- По-че-му? Почему Тайша? Почему ты, Сильфарин? У меня в голове, у меня в душе… Почему снова ты?
Где-то за холмами выли на луну волки-оборотни, и порывы снежного ветра стали косматыми и вместе с тем колючими. Они поднимали с земли белые фигурки, быстро меняющие размеры и форму и так же быстро рассыпающиеся в ничто. На севере клубился в ночном небе дым от осаждённого вумианского города. Как ужасно… Ещё один похожий городок, уже полностью разорённый людьми, остался в двух днях пешего перехода, к югу отсюда. Унылая картина… Теперь Алькаолу грозит почти полное опустошение. Кого убьют на поле брани, кого в жертву принесут, кто сам уйдет на запад, искать спасения от воинов Кальхен-Туфа…
На востоке виднелись огни города совсем иного – небольшого, простого, человеческого.
Балгуш.
Сгорбленный пилигрим в тёмном плаще, с кривым посохом и посеребрёнными сединой длинными волосами стоял на холме и, приставив ладонь ко лбу, всматривался в зимнюю даль, щурясь и бормоча что-то себе под нос. Ветер всё усиливался, и полы плаща хлестали путника по худым ногам, но пурги пилигрим не страшился – гордо возвышалась его тщедушная фигура на вершине сопки. А рядом со странником стоял красавец-жеребец, чёрный, как сама Пустота.
Убирая ладонь со лба, пилигрим весело усмехнулся и бодро похлопал вороного по крупу.
- Знаки говорят, что Ученик здесь, всё верно. Ты молодчина, Тенкиун. Идём же скорее: нужно успеть к рассвету.
Брат набросился на провидца, пока тот спал, и изогнутые когти вцепились в кожу, в клочья терзая тунику из облезлой волчьей шкуры. Альдер мгновенно открыл глаза, успев увидеть перед собой искривлённое злобой лицо – это было ещё лицо вумиана: Младшие не могут перевоплощаться в волков так же быстро, как перворождённые оборотни. Лунный свет пробивался сквозь щели в стене сарая, лился на кожу, покрывал её голубоватой бледностью мертвеца…
