— ДОлой убогость! — на ржавых прутьях весело раскачивал ножками-паутинками нотный человечек.
— По-моему, здесь вполне МИло, — вторая нотка разлеглась на карнизе.
Ириска сочла явление ноток хорошей приметой и с любопытством просунула голову сквозь ржавые стебли решётки, приплюснув нос к холодному стеклу.
— Господи, какой бардак, — пожаловалась она, силясь хоть что-то разглядеть в сумрачном помещении, а потом долго счищала с ладони ржавую полосу. — Эти стёкла, наверное, никогда не мыли.
— И замечательно, — улыбнулся Рауль. — Значит, когда мы туда проберёмся, нас не заметят.
Нельзя сказать, чтобы Ириске хотелось внутрь. Точнее, внутрь ей совсем не хотелось. Пролезать, как домушники, в форточку, а потом трястись от страха, прокрадываясь тёмными коридорами.
Тем более, было совершенно непонятно: ЗАЧЕМ лезть в форточку?
Но "зачем?" здесь не приветствовалось.
Ириска предпочла бы, чтобы Рауль сейчас улыбнулся своей неповторимой улыбкой, рассмеялся бы: "И ты поверила, глупышка?!!!" А потом подхватил бы её под руку и уволок в загадочное "MoonLight Cafе".
Но с другой стороны почему-то не хотелось, чтобы приключение оборвалось или обернулось дешёвой декорацией, сквозь которую проступают серые контуры реальности. Хотелось сказку. Только, скажите вы мне, почему все сказки получаются такими злыми?
Ириска нерешительно переминалась с ноги на ногу. А Рауль уже пробовал на крепость решётку и примерялся к форточке.
— Смотри, — хвастливо сказал он, ухватился за расходящиеся лучи, с которых посыпалась ржавая шелуха, подтянулся, а потом в немыслимом броске швырнул ноги в тёмный проём. Мгновение спустя его пальцы соскользнули с грязных прутьев. Рауль уже был на ТОЙ стороне.
— Не думаешь же ты, что и я буду так прыгать, — крикнула вслед Ириска.
Одиночество и напугало её, и подарило какое-то странное спокойствие.
— Не бойся, — глухо раздалось из сумерек. — Давай головой вперёд. Я подстрахую.
Ириска огляделась по сторонам. Вечер, расплескавшийся по городу, был сказочно прекрасен. Даже подгнивающие стены сейчас выглядели развалинами королевского замка из шотландских легенд. Ей показалось, что она стоит на границе двух сказок, и обе они зовут к себе, и обе просят не принимать скоропалительных решений. Ещё не поздно остаться в сказке осеннего вечера, броситься назад и никогда не вспоминать ни Панцирную Кошку, ни черноглазого парня, хранящего мрачные тайны.
Однако Ириска уже знала, как недолговечна сказка, из которой она уходила. Хватит самой малости, чтобы она рассыпалась стеклянной пылью. Скажем, набежавшего на солнце облачка. Или грубого матерка. А может, машины, из-под колёс которой летит яростная шрапнель грязи и мелкого щебня. Достаточно одной мысли, что пройдёт немного времени и надо куда-то поступать. Или просто планов на завтра, заполненных готовкой обеда, походом за картошкой, стиркой и бесконечными домашними заданиями. Времени на золотой город под закатным солнцем уже не оставалось.
Сказка о Панцирной Кошке не обещала закатов. Но она не отбирала волшебство осеннего дня вот так, однозначно, подменяя делами, от которых невозможно отказаться. Делами, которые кто-то выбрал для тебя и за тебя, ни о чём не спросив. Лишь в песнях поётся про медленные прогулки под листопадом, с кружащимися жёлтыми листьями и музыкой, которая слышна только девчонкам. На самом деле девчонкам некогда ходить по городу. Им иногда дозволяется выбраться на дискотеку. Но дискотека, это хоть и приключение, но уж никак не сказка.
Рауль предлагал приключение иного рода.
Девочка прислушалась. Рауль молчал в мутной застекольной мгле, словно ждал, словно предоставлял Ириске возможность сделать выбор самой.
Ириска выбрала.
Цепляясь за колкие прутья, она полезла наверх. Глаза зажмурились, защищаясь от ржавой шелухи. Рама больно саданула по плечу, но в тот же миг руки обхватили сильные пальцы Рауля и потянули в сумрак. Не успела девочка опомниться, как уже стояла в полутёмной комнате, а Рауль нежно поглаживал ушибленное место, растворяя ноющую боль.
Когда глаза привыкли к полумраку, Ириска огляделась. Видимость оказалась вполне приличной, и девочка медленной неслышной поступью двинулась знакомиться с обитателями здешних мест.
— Он здесь, — тихо донеслось сбоку. — Второй министр. В одной из клеток. Ищи его, Ирисочка. А найдёшь, дай знак.
Тремя рядами в комнате стояли клетки. Каждую венчала изукрашенная виньетками фанерная крыша, придавая сходство с помещичьими усадьбами. И только по центру громоздилась непонятная трехъярусная конструкция. К ней Ириска и направилась.
За мелкими квадратиками решётки обнаружились котята. Много котят. Ириска даже приняла их за груду тряпья. Из месива лап, хвостов и остроконечных ушей вывалился малюсенький котёнок, взъерошился ёжиком и пополз вверх по решётке, отчаянно пища. Он требовал, чтобы Ириска немедленно обратила на него внимание, а ещё лучше — забрала в прекрасное место, где найдётся вместительная сухая коробка и не слишком маленькое блюдце с молоком. Девочка протянула палец навстречу, и котёнок, довольно урча, ткнулся в него влажным розовым носом.
"А что, если это и есть Кошачий Министр?!" — ужаснулась Ириска и отдёрнула руку, поцарапав ребро ладони о табличку с надписью "Котята продаются".
"Министр? — кольнула коварная мыслишка. — Эй, девочка, когда ты успела поверить в министров?"
Но сумерки, обволакивающие зал, так и звали забыть реальный мир и поверить во что-то иное. В клетках ворочались, шебуршали, попискивали, шипели, мяукали кошки. Звуки складывались странной мелодией. Таинственной и невесёлой. Ирискины нотки остались снаружи. Здесь было не то место, где они могли жить. Здесь начиналась чужая сказка. Вернее, уже началась. И стало страшно. Ведь если поверить в министра, надо поверить и в то, что эта встреча закончится чьей-то смертью.
На далёком пустыре Ириска уже глядела в пустые кошачьи глазницы.
Шаги Рауля раздавались в другом конце зала. Видимо, время ещё терпело, и девочка начала рассматривать котят постарше. Эти уже успели проникнуться духом индивидуализма. Четыре маленьких тельца привольно распластались по клетке, не тревожа друг друга, за исключением рыжего нахала, который развалился на спине спящего собрата, как на собственной подушке. Если бы Ириске предложили выбрать министра из этой четвёрки, она без лишних раздумий указала бы на рыжика.
Однако ей не хотелось, чтобы министр оказался в этой компании.
На нижнем этаже, свернувшись клубком, спал один-единственный, чёрно-белый, как бурёнка, котёнок. Ириска еле слышно щёлкнула пальцами. Чуткое ухо тут же встрепенулось. Котёнок резко поднял голову, недовольно мигнул правым глазом и снова ткнулся носом в плетёную подстилку.
