— Мой маршал!
— Передай вальдзейцам, пусть выступают. Генерал Ариго догонит.
Значит, вальдзейцы. Земляки и последний козырь Варзова. Дожили...
— С правого фланга никого не снимешь, — Вольфганг уткнулся в трубу, хотя перед Маршальским было нечего особо разглядывать, — там все и так висит на волоске, а здесь я успешно жадничал, вот и сохранил целых семь батальонов отличной пехоты. Ты с ней побережней, хотя какое там...
— Я постараюсь. Маллэ жив?
— Когда посылал курьера, был жив. Как бы не полез под пули — искупать, будто смерть может отменить сделанные глупости! Надо было мне сразу на левый фланг Райнштайнера ставить, хотя это я сейчас такой умный. Ни ты, ни я, ни бергер твой на Болотном не стояли, нам легко задним числом рассуждать.
— Что сделал Бруно? Прошел болотом?
— Почти. Эйвис отнюдь не Ренкваха, но здешней низиной даже легкоконным не пройти, завязнешь. Бруно взял и пожертвовал легкой кавалерией, благо наемников не жалко. Они проскочили самым краем топи и отвлекли пехоту Маллэ, а следом двинулись «крашеные». Бегом. Наемнички пошумели и, кто цел остался, рассыпались, а прямо за ними — пехота. Стрелять поздно, ну а в рукопашной численный перевес есть численный перевес, сам понимаешь...
Генерал Ариго понимал. И еще он понимал, что сил у Ойгена — только-только удерживать фронт меж курганами, а значит, его можно обойти по склону Болотного. Если раздерганные батальоны мариенбуржцев не выдержат, новая волна вражеской пехоты, перехлестнув курган, обрушится сверху, и спина у Райнштайнера окажется открытой.
7
Дриксы рвались в тыл к бергерам, талигойцы их все еще не пускали. Где драгуны, где мариенбургские стрелки, кто кем командует и командует ли вообще, уже никто не разбирал. Были только свои и лезущие через Болотный «гуси». Остатки защитников кургана, сбившись в кучки, пятились к подножью, «крашеные» одолевали, еще бы им не одолевать!
На позабывшего обо всем, кроме драки, Чарльза кинулось сразу трое, пришлось сперва уворачиваться, потом стрелять, снова уворачиваться, теперь уже от двоих. Отбился, и тут же чужая полусабля едва не выпустила капитану кишки, пока он освобождал застрявший меж «гусиных» ребер клинок. Выручил капрал-пехотинец, подставивший под удар ствол мушкета.
И ни мгновения передышки! Только, саданув эфесом по зубам, шуганул одного, как объявилось трое новых. Опять «повезло»... Или у курганов теперь на одного талигойца три «гусака»?
Ощутимо уставший Чарльз поудобнее перехватил рукоять, и тут неизвестно откуда взявшийся буланый грудью сшиб самого наглого из дриксов. Второго наездник мимоходом полоснул по шее и помчался дальше, оставив ошеломленного третьего капитану. Капитан «гусиным» ошеломлением с благодарностью воспользовался, а из-за Болотного выныривали еще всадники, еще и еще... «Спруты»! Похоже, весь полк, и как же кстати!
Явление вражеской конницы дриксов не обрадовало, но и только. Мысль прорваться ко все еще запиравшим проход бергерам они, правда, оставили, но убираться с кургана не спешили. Кого всадники стоптали, того стоптали, остальные же спешно отошли вверх по склону, где и принялись охорашиваться.
— Вот гады, — посетовал дравшийся, как оказалось, в двух шагах от Чарльза Бертольд, — а я так устал...
— И кто бы мог подумать? — огрызнулся Чарльз, с ненавистью глядя на красные мундиры. Людей в роте оставалось всего ничего, у соседей дела вряд ли обстояли лучше, но курган следовало очистить. Это было очевидно, как и то, кому придется это делать. — Не садись, все равно вставать.
— Я не сел, я упал. — Бертольд встал и поднял трофейную шпагу. — Пошли, что ли, ребят пинать...
Не потребовалось. За спиной рявкнуло оглушительное «Агмарен!», и Болотный захлестнула бирюзовая волна. Замечательные, восхитительные, прекрасные бергеры позаботились о своих задницах сами. Чарльз из последних сил отсалютовал пробежавшему мимо здоровенному капитану и с чувством выполненного долга рухнул между двух настороженных валунов.
Отдых — как же это прекрасно! Привалиться спиной к камню, промочить пересохшее горло глотком нагревшейся воды и закрыть глаза, отгородившись от войны золотистым призрачным шелком. Летом под солнцем надо спать и слушать шепот трав. Зачем беспокоиться? Зачем двигаться? Зачем убивать? Зачем...
— Пока остаемся здесь, — долетело из-за мерцающей завесы. — «Гуси» долго отдыхать не дадут, так что...
«Раненые... боеприпасы... рапорт начальству»... Надо встать и заняться тем же самым. И еще лошадьми. Давенпорт усилием воли разлепил веки. Пожилой, старше Чарльза где-то вдвое, офицер-пехотинец с разбитым в кровь лицом, устроившись у соседнего камня, деловито перезаряжал пистолеты, успевая при этом и на подчиненных покрикивать, и о превратностях судьбы рассуждать.
— Что, сударь, — прокашлял он, — чуть нас не распотрошили, как тех зайцев? Бергерам надо бы потом пива... выручили... И эти кавалеристы...
— Это «спруты», — лениво просветил мариенбуржца Чарльз. — Они на правом крыле стояли, и как только успели?
— Придду, — со знанием дела объяснил Бертольд, — еще на Печальном Языке нравилось между всяческих холмов резвиться. Одно слово, Зараза!
Пехотинец закончил с пистолетами и улыбнулся кривой из-за разбитых губ улыбкой:
— Да уж, Леворукий знает, что за денек! То чужие, как твари какие, из болота лезут, то свои с неба валятся...
Глава 10
Талиг. Надоры
Южная Марагона. Мельников луг
400 год К.С. 15-й день Летних Волн
1
Рокэ молчал, а в сапоге вылез и впился в пятку гвоздь. Вместе эти два обстоятельства напрочь убили очарование прогулки, которая и так излишне затянулась. Утренняя прохлада сменилась духотой, а неровные, усыпанные булыжниками и корягами склоны, которые выбирал Алва, раздражали, к тому же они были крайне неживописны.
— Унылые места, — не стал скрывать своего отвращения Марсель. — Я ведь говорил, что мне здесь не нравится?
— Трижды. Ты становишься сдержанным.
— Мужаю. Мы точно не заблудились?
— Мы почти пришли. Ты что-нибудь чувствуешь?
— А надо?
— Не уверен. — Алва остановился и внимательно посмотрел на Марселя. Выглядел соберано ужасно, а ведь из стены вышел как новенький, хотя на Зоиных тропах было довольно муторно. — Меня, похоже, здесь ждут, тебя — вряд ли.
— Значит, — сделал неизбежный вывод Валме, — поблизости скрывается дама. Или дамы. Когда они ждут тебя, то других не замечают, но я попробую не быть в тягость. На Бьетероццо, помнится, все остались довольны...
— Сядь, — велел Рокэ и, подавая пример, опустился на высунувшуюся из земли каменюку. — Попробуй сосредоточиться. Представь, что мы в бакранском святилище...
