Молодые люди, сделав знак, что они поняли приказание, бросились его исполнять и быстро растворились в опускающейся темноте. Луна выкатилась из-за башни со сломанной верхушкой.
Тит подошел к грубо сделанным воротам, собирался уже войти, но потом передумал, развернулся и направился к центру поселка, состоящему из хижин, сооруженных из наскоро сколоченных досок и обломков дерева, которые удалось разыскать в Замке. Но ему не пришлось идти ни к группе хижин, где жили Профессоры, ни к домику, в котором размещался лазарет Доктора Хламслива, высвеченный во всей своей неприглядности луной. Тит увидел, что прямо к нему направляется Глава Школы в сопровождении жены и Доктора Хламслива.
Но они увидели его только тогда, когда он подошел совсем близко. Тит сразу почувствовал, что они захотят поговорить с ним, но он был совсем не расположен ни беседовать с ними, ни даже слушать их. Тит и нормальное поведение в мире, который его еще окружал, уже не совмещалось. Неожиданно, не дав ни Доктору, ни старому Профессору опомниться, Тит схватил их за руки, нервно сжал их выше локтя, отпустил так же резко, несколько неуклюже поклонился Ирме, повернулся на каблуках и пошел прочь. Хламслив, Рощезвон и Ирма в изумлении смотрели ему вслед, пока он не скрылся в сгустившейся вечерней тьме.
Вернувшись к частоколу, Тит уже безо всяких колебаний прошел в ворота и попросил человека, стоявшего у дверей кособокого домика, доложить о нем.
Войдя, Тит увидел, что Графиня сидит за столом, на котором стоит зажженная свеча, и безо всякого определенного выражения на лице смотрит в раскрытую книгу, полную картинок.
– Мама.
Графиня медленно подняла голову.
– Да?
– Я уезжаю.
Графиня молчала.
– До свиданья, – сказал Тит.
Графиня тяжело поднялась на ноги, взяла со стола свечу, подошла к Титу почти вплотную. И, держа свечу у лица Тита, стала всматриваться в его глаза – а потом вдруг, подняв вторую руку, очень нежно провела указательным пальцем по шраму.
– Куда уезжаешь? – спросила наконец Графиня.
– Уезжаю… совсем. Покидаю Горменгаст. Объяснять не могу. Не хочу ничего говорить. Я просто пришел сообщить вам о своем отъезде. Вот и все. До свиданья, мама.
Тит повернулся и быстро пошел к двери. Он страстно жаждал поскорее выйти и умчаться в ночь, не обмолвившись ни с кем больше ни единым словом. Тит понимал, что Графиня не сможет сразу осознать до конца, что значит это страшное признание в измене. Но когда Тит уже был у самой двери, сквозь густое молчание, упиравшееся ему между лопаток, прорвался голос. Графиня говорила не громко и не спеша:
– Убежать от Горменгаста невозможно… В мире ничего, кроме Горменгаста, нет… Так или иначе, Тит Стон, ты вернешься… Все дороги, все тропинки ведут в Горменгаст… Все в мире приходит к Горменгасту…
Тит вышел и плотно закрыл за собой дверь. Луна высвечивала верхушки башен, отражаясь от крыш, свет ее вспыхивал в клешне вершины Горы Горменгаст.
Когда Тит подошел к Кремниевой Башне, оседланная лошадь уже ждала его. Тит вскочил в седло, тряхнул поводьями – и лошадь пошла сквозь чернильные тени, лежащие под стенами.
Через некоторое время Тит выехал из-за прикрытия стен и погрузился в яркое сияние полной луны. Проехав еще довольно долго, Тит вдруг вспомнил, что, если он не обернется сейчас и не посмотрит на Замок, то еще немного – и он не сможет его увидеть, тот скроется за холмами. Тит повернулся – Замок черной громадой, впечатляющей даже издали, карабкался в черную ночь. А впереди перед Титом раскрывались новые земли.
Он отбросил пряди волос, упавшие ему на глаза, и пустил лошадь рысцой, которая быстро, когда он начал ее горячить, перешла в галоп.
Мимо проносились холмы, залитые лунным светом; лицо Тита заливали слезы. Полный ликования, устремив взор в невидимый горизонт, укутанный расплывающимся лунным светом и топотом копыт, мчался в неизведанное Тит, семьдесят седьмой Герцог Дома Стонов.
К шапочке, по виду напоминающей перевернутую чашку, сверху прикреплен плоский квадрат, обшитый той же материей; во многих средневековых университетах и школах носили такие шапочки и мантии; в Западной Европе и США их кое-где носят и сейчас. (Здесь и далее примечания переводчика.)
Аллюзия на Христа и Пасху, обычно приходящуюся на апрель.
Званый ужин, вечеринка, скорее официальная, чем дружеская (фр.)
Отвердевание мышц тела наступающее обычно через некоторое время после смерти (лат.)
Вместо родителей (лат), т. е. если бы я был на месте родителей.
Горгулья – окончание водосточной трубы в виде сказочных монстров в готической архитектуре.
