Он думал, что его слова успокоят ведьму, но она, казалось, не слышала его. Сердце воина кольнуло нехорошее предчувствие.
— Элена, что случилось? — прошептал Эр’рил.
Но она просто смотрела в пол, молчала и никого не замечала.
Когда задрожала земля, Тол’чак стоял над изможденным, бледным существом в центре пещеры и никак не мог понять, почему ноги принесли его сюда. То, что лежало перед ним, не заслуживало ни доброты, ни милосердия, ни жалости. Трудно было понять, огр ли это. Спина его сгорбилась, ноги казались не толще прутиков. Кости черепа выпирали через полупрозрачную кожу.
И все-таки Тол’чак опустился на колени, отложив молот. Большие глаза с измученного лица следили за ним.
Итак, они смотрели друг на друга — основоположник рода и его последний потомок.
Вновь Тол’чак задал себе вопрос: зачем он пришел? Его радовало, что хотя они и одной крови с Темным Властелином, души их различаются, как земля и небо. Он молча смотрел. Ярость погасла в глазах Ли’чака, смерть заглянула ему в лицо. Даже самая сильная порча не могла удержать едва теплящуюся жизнь.
Костлявая рука слегка приподнялась, но ей не хватило силы, чтобы дотронуться до Тол’чака.
Хотя никто его не просил, огр стиснул ладонь умирающего в своей. И вновь единственное слово: «Зачем?» Зачем он здесь?
Но пальцы в его ладони сжались, воздавая должное жизни в последний миг перед смертью.
Тол’чак наклонился ниже. Он не смог попрощаться с отцом, убитым в одной из бессмысленных стычек между кланами. Он вспомнил себя ребенком, увидавшим безжизненное тело отца с раной от копья на груди. Но они и в жизни не были близки, так же как и в смерти. Отец, озлобленный потерей подруги, не хотел обременять себя сыном-полукровкой и бросил Тол’чака на произвол судьбы задолго до того, как его самого, окровавленного, принесли к родовому очагу.
Огр вздохнул. Он понял, что влекло его к дальнему предку. Ему самому было необходимо прощание. Не для того, чтобы отпустить душу Ли’чака, а чтобы облегчить собственное сердце.
Пальцы Ли’чака вновь напряглись. Ослабевшее существо, должно быть, каким-то образом ощутило боль его сердца. С тонких губ слетели слова. Тол’чак удивился, что у Темного Властелина есть еще силы говорить.
— Я… Я никогда не видел своего сына, — едва слышно выдохнул Ли’чак.
Тол’чак припомнил рассказ старого огра. Именно в день рождения сына земля наказала его.
Снова, с силой удивительной в таком слабом теле, пальцы сжались.
— Ты увидишь своего…
Между их ладонями проскочил непонятный импульс, пронзая руку Тол’чака и добираясь до самого нутра. Ледяной и обжигающий одновременно. Он пробежал по хребту, опускаясь в живот, и растекся по чреслам, распространяя тепло.
Огр ощутил, как в глубине его тела что-то исцелилось.
Он опустил взгляд на Ли’чака, застывшего неподвижно, теперь уже окончательно ушедшего. Подержал его ладонь в своей, понимая, что все кончено. Его далекий предок умер, последним усилием излечив его, Тол’чака.
«Ты увидишь своего…»
Через мгновение он осознал значение последнего дара Ли’чака. Это не было попыткой продлить свой род. Нет, он хотел, чтобы Тол’чак начал новый род, и начал его с прощения и милосердия. Огр опустил тонкую руку мертвеца ему же на грудь.
«Покойся с миром».
Элена не отрывала глаз от черного пола. Когда задрожала земля, ведьма поняла — не все еще закончено. В глубине ее души всплыли слова Сисакофы. Она вспомнила тень древней ведьмы, парящую перед Камнем Духа: «Ты окажешься перед выбором, перед предсказанным поворотом. Ты или спасешь мир, или уничтожишь его».
— Что случилось? — спросил Эр’рил.
Она покачала головой, не желая разглашать тайну. Это лишь ее судьба и ничья иная.
Элена повернулась, привлеченная непривычной болью в его голосе. В серых грозовых глазах читались любовь, готовность всем пожертвовать ради нее. А разве она могла ответить чем-то другим?
— Прошу тебя… — голос Эр’рила перешел в приглушенный шепот.
Он шагнул ближе. Прикоснулся к ее щеке.
Даже закрытые глаза не помогли Элене. Касание Эр’рила обжигало. Она слышала его дыхание, прерывистое из-за страха за нее. Ее сердце разрывалось на части. Где-то глубоко в душе лопнула натянутая нить. К чему все эти тайны? Она открыла глаза, уже не скрывая светящегося в них ужаса.
— Эр’рил…
Новый, более сильный толчок не дал ей закончить. Свод пещеры раскололся. Им пришлось отпрыгнуть назад, поскольку на то место, где они стояли, обрушилась каменная глыба. Люди и д’варфы разбежались. К счастью, никого не зацепило.
— Что происходит?! — выкрикнул Джоак, взяв посох на изготовку.
На сей раз земля долго не могла успокоиться. Вздрагивала, будто в судорогах, ворочалась. Новые трещины пробежали по куполу и стенам.
— Нужно уходить, — Эр’рил взял Элену за руку. — Немедленно!
Зазвучал рог. Тут же к ним подбежал Каст, вынужденный кричать, чтобы перекрыть грохот обвала.
— Веннар собирает д’варфов! Мы готовы выступать!
— Ступайте! — махнул им стандиец. — Уводите всех отсюда! Мы пойдем следом!
Когда дри’ренди убежал, Эр’рил снова повернулся к Элене. Он ясно видел ее колебания. Его ладонь на ее запястье напряглась.
— На поверхности Чо может отыскать нас так же легко, как и здесь.
— Он прав, Эл, — заметил топчущийся неподалеку Джоак.
Но прежде, чем они успели сделать хотя бы шаг, земля вздыбилась, заставив их упасть на четвереньки. Скалы вокруг с грохотом рушились. Неужели слишком поздно?
И в этот миг, будто выброшенный толчками из недр земли, возник серебристый вихрь. Элена, присев на корточки, пристально вглядывалась в дымку, сложившуюся в знакомые очертания.
— Чо?
— Нет. Это я, Фила, — призрак опустился к полу.
Лицо тетушки выражало беспокойство, в глазах плескался страх. Скалы, похоже, перестали трястись, но где-то в глубине не утихал глухой рокот.
— Чо все еще пытается образумить брата.
— Что происходит? — вмешался Эр’рил.
— Это гибель всего, — покачала головой Фила. — Чи узнал сестру, но он безумен. Я прикоснулась к его разуму — сумасшествие и сумятица.
— Почему? — спросил Джоак. — Что с ним стряслось?
Губы из лунного камня сжались.
— Эти духи не похожи на нас. Их предначертание — бродить в Пустоте меж звездами. Но Чи провел пять столетий в ловушке, замурованный в проклятых вратах, на нем лежит порча. То, что осталось от него, нельзя сравнить даже с диким зверем. Глубокая ярость, которая хочет сжечь все на своем пути.
— Что нужно сделать, чтобы его остановить? — спросила Элена.
