— Вправду об этом думаешь?
— Нет, конечно, — подхватил игру Спарк, — Рыжая эта покою не дает…
— Которая? Обе рыжие.
— Тогда все равно, которая… — наместник вспомнил, как давным-давно — будто и не с ним то было, а в книжке прочитал или слышал от кого — дочь Берта Этавана, красавица Тайад; да и ее служанка… Брас, кажется, звали? Выпытывали, кто он да что он, да не оборотень ли. Тайад, помнится, черноволосая… Или нет? У теперешней боярышни волосы рыжие. У служанки такие же, но лица разные: Алиенор обычная, миловидная — и только. А вот Лиса, которую подсаживал на иноходца тот странный парень — Лиса яркая красавица и движения у нее куда быстрее, чем у хозяйки… Спарк поймал себя на том, что сравнивает спутниц не как девушек, а как бойцов — фыркнул. Дожился!
Ратин кивнул без усмешки:
— Вот и я сперва подумал, что Лиса эта шустрее…
— Жениться тебе надо, атаман.
Подначка была старая, и сын Ратри Длинного не сбился с мысли:
— А что про парня думаешь?
Теперь согласно кивнул наместник:
— Да, про двоих братьев-близнецов чего и думать: бойцы, охрана. Смотри, все равно между нами и девушками держатся. Не доверяют. А парень… Не мог я его где-нибудь видеть?
— Спарк, опомнись! Ты ж Пояс носил! Сколько ты каждый день встречал людей? И ладно бы в Пустоземье, так ведь на Ручье и в Хадхорде! Где угодно ты его мог видеть.
— При том условии, что он южанин или часто бывал у нас.
— Согласен. А больше гадать нечего: только слова тратить… — Ратин отвлекся подогнать заводного, и разговор прервался. Действительно, наместник не так часто видел Тигренка, чтобы насмерть запомнить; зато Тигренок узнал Людоеда сразу же. Как уж там лицо-походка; а Пояс и вороненый шлем с личиной Шаэррад Кориенталь до сих пор видел в кошмарных снах.
* * *
Сны на новом месте приходят всякий раз новые; сколько же можно узнать неизвестного и увлекательного, если путешествовать, и всякий раз засыпать под иной кровлей! Нынешней ночью, например, Игнат видел во сне Андрея Кузовка, отца и почему-то Ратина. А вот о чем шел разговор, и был ли тот разговор вообще — не помнил наотрез. До утра ломал голову — спорили, может? Да нет, будто руками никто не размахивал… Тогда обсуждали что? Или вовсе песни пели… какие? Разве есть для Земли и Висенны хоть одна песня общая? Или вот: Висенна женщина, а кем воплощается Земля? Как там сказал Рыжий Маг: «черным, желтым и трехголовым» демонами? Думай сколько влезет; благо, дороги в Княжестве все же спокойней пограничных. Да и постоялые дворы за Тенфиортом уже считались безопасными. Конечно, одинокого путника могли в темном углу и подушкой придушить — как повезет. Только где ж теперь на дороге одинокие путники? Всякий, кому можно доверить спину, рано или поздно отыщет себе попутчика; а такого, кому доверять нельзя, быстро убьют.
Все три ночи после Тенфиорта Братство ночевало в тепле и уюте. Комната девушкам — с бадьей горячей воды — да весь общий зал охране. Не особенно роскошный, но плотный ужин, вдвойне приятный, потому что платил Тигренок серебром госпожи Алиенор. Братству, правда, приходилось вносить свою долю длинным рассказом. Госпожа Алиенор выспрашивала о ГадГороде: как там, да что; откуда звери взялись, да почему про них никто раньше не слыхал… По коротким словам, которые Тигренок успевал вставить в разговор, Братство живо узнало в нем коренного горожанина не из последних. Спарк заерзал: после пышного выезда из села Пояс он убрал в мешок. Но Тигренок наверняка его узнал! А козырять бывшей должностью наместнику не хотелось. Еще, чего доброго, из каждого села придется вот так с церемониалом выезжать, как из Тенфиорта… Или наоборот — под конвоем, ежели Князь с Лесом поссорятся.
Тигренок, однако, больше обращал внимания на Лису, чем на беседу. К третьему вечеру вышло так, что братья-воины стерегли один конюшню, другой — комнату девушек. Боярышня в общем зале выпытывала из Спарка очередные подробности о загадочном юге. Сын тысячника и красавицагорничная шептались справа от очага на крайней лавке. Ратин с Рикардом заказали по большой кружке отменного здешнего пива, и теперь сосредоточенно пережимали друг друга руками: пьет победитель! Майс и еще несколько зрителей во главе с самим трактирщиком, увлеченно вымеряли, чья берет. Шум заставлял говорящих все ближе склонять головы; наконец, Ратин заметил две пары у огня, подмигнул Рикарду — маг заревел, напряг руку так, что треснул рукав; сын Ратри Длинного для пущей красоты напряг и спину: его застиранная сорочка лопнула по шву вдоль хребта. Выдох! Борцы навалились из последних сил, Олаус нажал — атаман медленно, по капельке, попятился вдоль скамьи, а потом и вовсе полетел кувырком. Восторженные вопли едва не подняли тростниковую крышу. Хозяин налил обоим по кружке за счет заведения. Ратин поднялся, похлопал Рикарда по плечу. Кашлянул. Подмигнул Спарку:
— Ты ее хоть поцеловать успел? Что ж мы, зря всех отвлекали?
Наместник заморгал, как сова на свету. Тигренок и Лиса неожиданно покраснели. Алиенор изящно поднялась с лавки, спокойно улыбнулась всем и никому:
— Нам пора.
И девушки чинно удалились в свою комнату, откуда почти сразу же долетело заливистое хихиканье.
Атаман спросил уже без улыбки:
— О чем она все время спрашивает?
— Как там у нас на юге, да отчего поехал на север.
— Про Пояс не знает?
— Похоже, тот парень ей просто не сказал. Не счел важным.
— Здорово, что он влюбился. Меньше будет думать… — Ратин забрал подбородок в горсть. — Если он не такой лопух, как некоторые… мои друзья… то в ближайшие пару октаго ему не до нас!
Насколько сильно атаман ошибался, Братство поняло только в городе Алакерт.
* * *
Город Алакерт показался к пятому полудню после пограничной деревни. Сначала вдоль дороги справа и слева долго тянулись странные огороженные пространства: поля не поля, а что-то этакое, протяженное и низкое, где полностью заметенное снегом, а где торчащее из-под белого ковра странными блестящими углами и полосками. Караван двигался прежним порядком: девушки и двое телохранителей впереди, Тигренок поблизости от них. Сторожевая двойка Братства — немного поодаль. За ней вьючные лошади, подгоняемые замыкающими. Так что Спарку оставалось лишь вертеть головой и гадать о назначении странных низких сооружений: рядом не было никого, кто мог бы ответить на вопрос.
Поднялись на холм и въехали в просторную ограду заставы. С холма открылся вид на город: темный пояс стен; острые крыши домов, вставших на носки, тянущих шеи чердаков, чтобы хоть окошком в ладошку да выглянуть за стену; сливающиеся в облако печные дымы; зимние — костистые, безлистые — сады и перелески, вправо и влево по гладким скатам степных оврагов, насколько хватало взгляда.
