И ведь это письмо Вийви погнало Спарка на север.
— Очухался?
— Ра… тин?
— Не кто иной… — атаман выдыхал слова с отчетливым присвистом, но уже без памятного жуткого хрипа. — Рикард с лица спал, накачивая тебя настойками…
— Можно подумать, ты мои настойки только нюхал! — над больными навис усатый маг. — Когда не видит никто, я вас подколдовываю маленько. Жаль, что полный ритуал не проведешь: это надо от света до света зеленое пламя жечь и заклинание читать. Не скроешь. А тут колдунишек не любят…
— Ну да, — согласился атаман, лежащий в той же комнате у противоположной стены. — Не хотелось бы подводить хозяев дома. И так Алиенора за тобой чуть ли не сама ухаживает.
Наместник фыркнул и покраснел. Рикард поднес ему к губам маленькую керамическую стопочку, пахнущую рябиной и яблоком:
— Быстро, махом выпил!.. Думаешь, боярышня раненых не видала? Да с пограничья? Да она перевязки делает как бы не лучше меня!
— Ага, — добавил атаман. — И еще каждый вечер выспрашивает про южные земли. И записывает.
— Записывает? — насторожился Спарк. — Кто же она такая?
Рикард прислушался:
— О, мне пора вниз. Майс зовет, коней чистить. Вчера проезживали их, так знаешь, не хуже здешних! — прибавил он с явной гордостью. — Тебе надо спать больше. А вставать только по нужде, внял?
И ушел.
Спарк сел на кровати. Должно быть, они с атаманом лежали в боковушке горничной. Маленькая комнатка с единственным окном, полностью затянутым морозными разводами. Две лавки, под лавками сундуки. Чистые стены с рядами колышков — висели ковры. Ковры сняли, комнату выскребли до блеска: а вдруг заразно? Но поместили все же в доме, не побоялись, не оставили чужаков на улице.
— Везет некоторым на грамотных… — выдохнул Ратин и тоже сел. Спарк поглядел на него, словно впервые видел: этот вот крепкий рослый дядька — тот самый стройный тонколицый Ратин, что однажды явился наниматься в охрану Волчьего Ручья? Спарк никогда бы не сказал, что у атамана лицо — тонкое. Если бы сегодня не обратил внимание, как оно загрубело и отяжелело с годами… Пожалуй, встретишь на улице этакую разбойничью рожу да лихие глаза — испугаешься. Время!
— Если ты и эту девушку упустишь, каждый квадрат Пояса тебе на жопе отпечатаю! — атаман строго покачал пальцем. Вытер вспотевший от усилия лоб и опять вытянулся на лавке. Спарк заворчал:
— Midzado da sinfaro! Как вы все лучше меня знаете, кто мне нравится! Я с ней еще словом не перемолвился, а нас уже просватали!
Ратин попытался хихикнуть. Раздался звук, как будто конь выхаркивал застрявшую морковку. Против собственной воли, Спарк засмеялся и тоже без сил улегся поверх одеяла.
— Вечером придет, в глаза посмотришь и сам поймешь, — объяснил Ратин. — Может, ей просто обидно. У нее никого нет, а даже ейной служанки, у Лисы… и то есть загадочный южанин. Тебе его прозвище ни о чем не говорит?
— А что там за такое уж громкое прозвище?
Ратин снова хрюкнул. Потом прокашлялся и ответил:
— Тигренок.
* * *
Тигренок скользнул в рубашку бесшумно; в штаны — чуть не запутался. Помогая руками и сдавленной руганью, расправил одежду. Натянул толстые вязаные носки, затем сапоги. Теплый плащ из хорошей бурой шерсти не тронул: больше ни к чему. Оглянулся на спящую Лису, хмыкнул и передумал. Снял с колышка плащ, бережно укутал красавицу поверх одеяла. Печально выдохнул, стянул со стола пояс с боевым ножом и вышел в общую комнату, приподнимая дверь, чтобы не скрипнула в петлях.
В комнате остановился, обернул и застегнул пояс. Поднял голову к небу, споткнулся взглядом о потолок. Прикрыл глаза и попытался представить себе голубое небо над городом… увидел туда и сюда по небу полосы дыма; черные туши грифонов и зеленые тряпки под ними — знамена смертников. И снова ненавистную кованую морду под вороненым круглым шлемом… и падающий клинок — в самом деле, как молния.
Выдохнул. Месть что зелено вино, настаивается на холодном льду. Потом один глоток — и не спасут. Так изнутри и сгоришь… Почетнее, конечно, зарубить, а не зарезать. Да только тут со дня на день дождешься, кровник своей смертью подохнет. Тогда уж точно позору не оберешься.
Шаэррад Кориенталь толкнул дверь боковушки, скользнул внутрь и тщательно закрыл за собой вход.
— Людоед!
Наместник хлопнул глазами: Вигла и Спади вместе светили сквозь замерзшее окошко. В молочной полосе Тигренок казался чернее ночи.
— Да, — тихо ответил Спарк, — Называли меня и так. А знаешь хотя бы, за что?
— И знать не хочу! — злобно зашипел сын тысячника, — Разве за доброе дело так назовут? Ты отца моего убил; ты мой город превратил в подстилку для Леса; все мои предки с вами воевали! А ты, судья! — мститель повернулся к Ратину, — Я и тебя узнал! Щас вы оба сдохнете!
— О боярышне подумай, щенок! — хрипнул сын Ратри Длинного — Ей позор, что ее гостей режут в доме!
— Хватит болтать! — Тигренок с шорохом вытянул нож, чуть подался к двери и шагнул к лежанке наместника.
Из бесшумно открывшейся двери мягко ступила высокая фигура. Взмах, глухой удар — и Тигренок вытянулся на полу боковушки лицом вниз.
— Ветер, свет подай! — приказал вошедший голосом Алиенор.
Захлопали двери. Всунулся злой телохранитель с фонарем в толстенном стекле:
— Ого! Вот на кого не подумал бы… — однако же, скрутил Тигренка и отобрал нож вполне спокойно.
— Гостей… да в постелях… — второй брат Ветер качал головой. — Ладно бы еще, засаду там с оружием… Бесчестно!
Госпожа Алиенор посмотрела вокруг, сдвинула одеяло и присела на лежанку Спарка:
— Утром отведем. Пусть княжеский судья решит. Не пойму, отчего он болтал столько?
Спарк поднялся на постели и отполз к противоположной стене:
— А как… Вы… услышали… что он здесь?
Алиенор сморщилась:
— Моя красавица совсем голову потеряла. Ну, ее дело: вольная. Стенки тонкие, слух утруждать не надо… Только слышу, что-то они быстро угомонились. Стало быть, парню вовсе не Лиса нужна? Тогда зачем же ему ночевать в горнице? Да чтоб мимо охраны! Пройти без лишних слов!!.. Так? — боярышня с прорвавшейся злостью пнула Тигренка сапожком под ребра: — Вот за что ненавижу мужиков! Девчонке-то, небось, напел про любовь неземную?
Шаэррад Кориенталь молча заскрипел зубами. Дернулся встать — снова осел на пол.
— Он… не хотел убивать, — внезапно сказал северо-восточный судья.
Оба телохранителя одинаково прищурились. Алиенор, напротив, подняла веки:
— Поиграться ножом хотел?
Ратин захрюкал и затрясся. Спарк быстро вмешался:
— Не пугайтесь, это он так смеется. А ты говори, с чего взял?
— С того, что мы живы, — отрезал атаман. — Мужчины или обвиняют, или бьют. Но не два дела сразу… Тигренок не убить хотел, а выговориться, высказать все обиды… Убить — это он думал, что хочет. Он просто себя плохо знает.