— Ты слишком спокойна для умирающей, — заметил Курт напряженно, и она улыбнулась:
— Умирать я пока не расположена, хотя, даже если этой ночью что-то приключится с Прагой, я это вряд ли замечу, ибо буду пребывать в стране грез… Ты ведь не думал, что ты единственный ценный служитель?
— Сфорца и тебя посадил на ядовитые завтраки… — с облегчением констатировал Курт и, помедлив, тяжело поднялся, подавая ей руку и помогая встать. — В любом случае, присмотр лекаря тебе не помешает; как я слышал, Лотта ранена, и ты осталась без помощницы.
— Боюсь, без помощницы я надолго: она решила уйти на покой.
Курт, уже сделавший два шага к двери, остановился, обернувшись, и осторожно уточнил:
— А ты?
— Смеешься? — вяло улыбнулась Адельхайда и, прикрыв глаза, облизнула губы, глубоко переведя дыхание. — Вот, кажется, и меня подкашивает…
Курт отвернулся, торопливо пройдя к двери, и, приоткрыв, кивком головы велел ожидающим в коридоре сослужителям и Императору войти внутрь; закрыв створку за их спинами, он махнул рукой за спину, указав на тело на полу:
— Он мертв. Для пользы дела, Ваше Величество, рекомендовал бы вам запереть его комнату и пока никому не говорить о произошедшем. Мне удалось узнать, где окопались сообщники заводилы, и его имя. Это Каспар. Тот самый. Госпоже фон Рихтхофен…
— О, Господи, — вздохнул Император, глядя на тело своего приближенного с тоской и сожалением. — Снова этот человек… И как я скажу об этом отцу Рупрехта? Эберхарт этого не снесет…
— Об этом после, — оборвал его Курт. — Сперва решим первостепенные вопросы. Госпоже фон Рихтхофен нужна помощь, чтобы добраться до ее покоев: ваш приближенный успел преподнести яду и ей. Она вот-вот может лишиться сознания.
— Что?.. — растерянно проронил Император, и Адельхайда, растянув губы в улыбке, приблизилась, уже заметно пошатываясь и с трудом выговаривая слова:
— Не страшно, Ваше Величество. Со мною все будет в порядке.
— Почему? — с подозрением уточнил Буркхард, и та пожала плечами:
— Когда вы ведете такие дела, как я, майстер инквизитор, у вас появляется множество недругов. А если бы вы были еще и женщиной, ваши недруги стали бы врагами, порой — смертельными… Я наняла аптекаря, чтобы он составил для меня распорядок принятия малых доз различных ядов. Была убеждена, что однажды мне это пригодится… Посему — жить я буду. Но мое самочувствие, разумеется, далеко от идеального.
— Я вас провожу, — непререкаемо вымолвил Император, подхватив ее под локоть, и, направившись к порогу, бросил через плечо, не оборачиваясь: — Я помогу госпоже фон Рихтхофен дойти до ее комнаты и найду для вас ключ от этой двери. Надеюсь, что вы посвятите меня в дальнейшие планы.
— И все-таки — они любовники, — убежденно констатировал Блок, когда Император вышел, поддерживая Адельхайду под локоть; Буркхард усмехнулся:
— Ты сомневался?
— Была пара моментов, когда — да, сомневался… А мне эта дамочка даже начинает нравиться. Крепкие нервы для женщины… Почему фон Люфтенхаймер назвал ее вашей соратницей, Гессе? Порадуйте, скажите, что она наш агент.
— Увы, — развел руками Курт, увидев, как напрягся взгляд Бруно. — Не скажу. Могу лишь предположить, что парень имел в виду ее попытки корчить из себя следователя. Таковые попытки наблюдались еще в той истории в Ульме, и он не мог этого не узнать; верней всего — от нее же самой: не скажу, что эта дамочка отличается особенной скромностью.
— А жаль, — равнодушно заметил Буркхард и осведомился, кивнув на тело под ногами: — Он и вправду сказал, где искать виновников?
— Указал дом и улицу. Судя по тому, как отреагировала госпожа фон Рихтхофен, дом этот в своем роде известный, посему мы легко найдем того, кто укажет нам его прямо.
— Не надо никого искать, я знаю, где это, — отмахнулся Буркхард, выслушав пересказ признания рыцаря. — Легенда Златницкой улицы: по преданию, лет сто назад в этом доме жил чернокнижник, продавший душу за способность обращать свинец в золото. Кто-то из наших даже проверил эту байку от нечего делать; выяснилось, что все бывшие хозяева этого домишки — честные ремесленники, мирно почившие в Бозе. Никакой Зденек вообще никогда в том доме не жил; побасенка… Отец нынешнего владельца, поселившись на окраине Градчан с женой, начал сдавать дом приезжим, чем промышляют теперь уже и его потомки.
— Хороший выбор, — отметил Блок со вздохом. — Приметный дом. Нам бы и в голову не пришло там искать — на виду…
— Близится вечер, — заметил Бруно многозначительно. — Вскоре уже начнет темнеть. Если он не солгал, если верно понял то, что услышал от Каспара — нам надо поторопиться. Иначе этой ночью Прага позавидует взятому Иерусалиму.
***
Солнце спускалось уже к самым крышам, плохо видимое за серыми облаками, уступая место предвечерней полумгле; и без того малолюдные в последние дни пражские улицы сейчас и вовсе почти опустели…
К дому, указанному умирающим фон Люфтенхаймером, пробрались задворками и обходными путями — Курт с помощником в сопровождении обоих следователей и пятерка бойцов в поддержке. Дверь, безо всяких ухищрений, не стуча и не пытаясь выманить обитателей, буквально внесли внутрь, тут же рассыпавшись по комнатам двух этажей. Время уходило быстро, слишком быстро; иначе никто не стал бы вот так, без предварительной слежки, без подготовки, сходу врываться на незнакомую территорию с неведомым количеством противников…
Первый этаж был безлюден и в проходной комнате, и в кухне; дом явно был жилым — царящий в нем будничный беспорядок давал это понять лучше, чем что бы то ни было, однако кругом не было ни души.
— Упустили? — предположил Бруно и запнулся, когда над головой что-то ударило в пол второго этажа.
Сверху донесся грохот, остерегающий вскрик Буркхарда, громкая ругань бойца из сопровождения, и Курт, сорвавшись с места, взлетел по лестнице птицей, выхватив клинок на ходу. Лицо, виденное в последний раз не один год назад, внезапно вспомнилось досконально, внятно, ясно; отчетливо вспомнился голос, этот негромкий, неспешный говор, этот взгляд — оценивающий, пристальный…
Вбежав в одну из двух верхних комнат, Курт остановился на пороге, не войдя.
На полу, поблескивая в свете садящегося солнца, валялся короткий узкий кинжал, а чуть в стороне, согнувшись пополам, вяло и уже безнадежно силился вырваться из рук Буркхарда и одного из бойцов невысокий молодой человек с разбитым в кровь носом.
— Это не Каспар.
От голоса помощника за спиною Курт едва не вздрогнул; Буркхард обернулся к вошедшим, человек в его руках рванулся изо всех сил, едва не выскользнув из хватки, и инквизитор зло саданул его подошвой по икре, повалив на колени.
