— Лекарей! ЖИВО!!! — страшно заорал Дэор и добавил с досадой, — да не ко мне. К нему! К Кельхайру! К вашему владыке!
— Он больше не наш владыка, — был тихий ответ.
* * *
Через несколько дней Дэор зашёл проведать раненого пленника.
— Убей меня, — прошептал седой, древний король, и мольба была в его голосе.
— Убить? — переспросил Дэор.
— Если честь для тебя не пустое слово, — тихо сказал вождь, — убей…
— Да как же я убью тебя? — удивился Дэор. — Ты что? Ты же пировал на моей свадьбе! Мы же ели с тобой за одним столом! Ты же пил с моим отцом из одного кубка! Убить?.. Ты свободен, благородный! Я не хочу за тебя выкупа. Оставайся здесь, в Таннбраннахе! Жалованьем не обижу, клянусь молотом Тэора… Будешь моим управляющим, наместником!
— Но хозяином замка будешь ты, — возразил ри, — ты, а не я, как было всегда. Твоя клятва молотом твоего бога напрасна — ты уже обидел меня жалованьем. Обидел тем, что предложил его. Прощай же, о лицемерный сын Хьёрина!
В его руке блеснул кинжал — тонкий, почти игрушка, изготовленный в мастерской Гельмира Гульденбарда, — и лезвие ушло в шею, под ухо. На хьяльте кинжала цвела роза.
Мастерский знак ювелира Тидрека, сына…
* * *
— …Хильда. Ведомо ль тебе это имя?
— Ведомо, Хальгерд-карл.
— Он сложил голову там? В Девятом Замке?
— Думается мне, он сложил там не только голову.
Сольфы-механики, пробившие пару дыр в стене Таннбраннаха, считали плату: браслеты, кольца, цепи, снятые в мёртвого ри, а также иное имущество покойного. Дэор не проявил уважения к самоубийце, отдал двергам как плату вещи, некогда изготовленные мастерами Златобородого. Их собрал Хальгерд, ставший ингмастером своей артели.
— Эти вещи принесут нам удачу, — сказал он с важным видом. — Ибо их ковал искусник.
— Есть у меня творение не менее искусного умельца, — Дэор протянул двергу свёрток.
…По чёрному лезвию бежали алые сполохи. Меч словно улыбался кровавыми губами. Улыбка расцвела и на лице мастера Хальгерда.
* * *
Зал пустовал. Как и сердце Дэора. Он стоял и глядел на сталь неба за окном, потеряв счёт лет.
— Что же ты наделал… — прозвенел знакомый голос в тишине тронного зала Таннбраннаха. — Что же ты наделал, глупый Дэор, сын Хьёрина…
Дэор резко обернулся — и остолбенел.
Перед ним стоял тот самый златорогий олень. Стоял и смотрел на северянина своими карими глазами, исполненными укора.
— Думается мне, — процедил бывший охотник, — следовало убить тебя тогда, до похода в Замок.
— А меня тоже — убить?
Из-за резного столба вышел Корд'аэн — и оба его глаза были целы.
— Я теперь — ландман, как говорят на Севере, — развел руками Дэор.
— Как будто это что-то значит, — презрительно бросил друид. — Ты — костяная пешка для игры в фидхелл. Эльнге очень хорошо играет, я бы с ним не сел. А гордый, но уважаемый Кельхайр ему мешал. Нельзя убить наставника — но можно натравить на него сеттера. Народ Холмов уже не тот, что прежде. Мы чем-то отравлены, чем-то больны… Неужто коротка твоя память? Неужто ты забыл, зачем мы стали плечом к плечу? Там, в Девятом Замке? Не станут петь песен о том, как ты взял Таннбраннах. Некому будет петь.
Олень громко фыркнул, тревожно вскинул голову.
— Буря грядёт. Страшная буря грядёт…
Дэор не знал, кто из них произнёс это — волшебник, олень или он сам. Однако за окном свирепствовал ураган — из тех, что терзают шхеры и фьорды глубокой осенью. Серое небо, бескрайнее оледенелое поле, холмы над виднокраем — и дикий всадник-ветер сечёт тебе лицо острой саблей…
— НОДДЕР!!! — гремит над полем. — ДЭОР НОДДЕР!!!
* * *
Новоиспеченный князь проснулся от собственного крика, усиленного эхом каменных чертогов замка. За окном сходила с ума буря.
А на западе земли Раттах, в столице, в тот же миг закричал его новорожденный сын.
* * *
Она встречала его на пороге крепости, как подобает жене ждать мужа из похода. Она поднесла ему рог холодной воды, как того требует обычай. Он напился, слез с коня и хотел обнять её — но она резко отступила, и все это видели. Дэор хотел замахнуться на неё, ударить, исхлестать конской плетью, и едва удержался. Не было ни света, ни улыбки в глазах Фионнэ. Дэор нахмурился и молча вошёл в замок.
После купания Дэор не стал ни отдыхать, ни обедать, а пошёл в покои супруги. Та сидела у окна и вышивала распашонку. Рядом сидела кормилица с младенцем на руках. Увидев Дэора, кормилица встала, поклонилась и передала сына отцу. Дэор осмотрел мальчонку. Тот же спокойно глядел в глаза отцу. Сын выглядел здоровым, и этого было достаточно.
— Унеси, — приказал Дэор служанке.
Когда супруги остались одни, Фионнэ отложила рукоделье и встала. Тёмный взгляд устремился в сердце Дэора. Шум волн, горечь колдовских трав, тяжесть неба — это была магия Народа Холмов, от которой нет спасения.
— Заклинаю тебя, муж мой, — голос звенел, отзываясь дрожью в кончиках пальцев, — расскажи мне всё, что было с тобою в походе на Запад, ибо ты обещал. Что ты делал в том Девятом Замке? Что ты там ел и пил? С кем ты говорил в тех чертогах?
И он поведал всё без утайки. Он долго говорил, день сменился ночью, в главном зале шёл пир в честь его победы. А Дэор рассказывал, плёл нить сказания, и Фионнэ Снежинка снова оттаивала, зачарованная.
Когда же он закончил, Фионнэ лишь горько усмехнулась.
— Ты всё сделал верно, мой зверь. Как хотел мой отец. Что же, поздравляю — теперь ты его верный охотничий пёс. Ты был волком, Дэор сын Хьёрина, и волка я любила. Ныне придется делить конуру с волкодавом.
Сказав так, она села и заплакала. Дэор присел рядом и стал её утешать. Фионнэ обмякла в объятиях, и они долго сидели, обнимаясь, ища утешения там, где его уже не могло быть…
Наутро, когда он выходил из её спальни, Фионнэ бросила:
— Одно только меня радует: настанет день, когда уснувший волк проснётся.
И Дэор вздрогнул, ибо Фионнэ говорила голосом ветра в переходах Девятого Замка.
Плач Корд'аэна
Путник едва шевелил ногами. Если бы не посох — лежать бы ему в первом сугробе этой зимы. Он шагал сквозь голый зимний лес, и глаза его ничего не видели: ни правый, закрытый повязкой, ни левый, уцелевший. Он выбрался из зарослей и заковылял к дому.
Его встречали кошка и скворец. Птица уселась на плечо, а белая кошка, почти незаметная в снегу, уткнулась лбом в колено.
— Я же говорила, — грустно промурлыкала она, — чтобы ты не ходил.
— Говорила, Нейтис, — странник почесал её за ушком и заметил, что из трубы идёт дымок.
