мире?
Элина задумалась.
– Люблю на рыбалку ходить и наблюдать за птицами.
Йоусия неодобрительно хмыкнул.
– Мы же не собираемся составлять список твоих увлечений.
– Ну… – произнесла Элина и, смутившись, уставилась на свои коленки.
– Прости, но это правда как-то очень скучно.
– Лучше так, чем со всеми собачиться.
Йоусия поднял брови.
– По-твоему, я этим занимаюсь?
– Я этого не сказала.
– Но имела это в виду.
Элина поскребла ногтем по краю стола.
– Я не хочу ни с кем ссориться. И вообще ничего такого…
– А я, значит, этого хочу. Ну, то есть ты так говоришь.
– Э-э… Мне надо подумать.
Йоусия откинулся на спинку стула.
– Хорошо.
Элина водила пальцем по столу.
– Ну… – сказала Элина.
Йоусия оживился и взял ручку. Застыл в ожидании.
– Пожалуй, я думаю, что мир нельзя победить.
– Как это?
Элина почесала голову.
– Помнишь, как ты достал мою шапку с рябины?
– Разумеется.
– Я знала, что тогда невозможно было победить. Ну, по их правилам. И я решила, что не буду по ним играть. Не их дело – решать за меня, что мне чувствовать.
Элина на мгновение задумалась.
– Я имею в виду, что не пустила их в свой внутренний мир. И вот еще. Пожалуй, можно сказать, что у меня все-таки есть самоуважение.
Йоусия записал.
– Ты что, последовательница Ганди?
– Не знаю. Я стараюсь ничего не замечать.
– Но ты же не можешь просто оставлять все как есть.
– Почему не могу?
– Все будет продолжаться так же.
– Ну…
– Ты настоящий стоик, – заключил Йоусия и что-то записал.
– Но тебе же нужна какая-то разрядка? – спросил он.
– В смысле?
– Разумеется, – сказал Йоусия и махнул рукой, сжимавшей ручку, – ты понимаешь, о чем я. Эмоции.
Элина снова пожала плечами. Она поняла, что действительно довольно часто спускала обиды с рук, и решила, что больше не будет этого делать.
– Ну… Мне нравится смотреть книжки про птиц. Йоусия закрыл лицо руками.
– Черт, ну ты и вправду ненормальная.
– Ну.
– Когда меня что-то бесит, я занимаюсь искусством.
– Да?
– Такие типа произведения. Но сначала поговорим обо всем остальном, – сказал он, вырвал пару страниц из своей тетрадки и протянул их Элине.
Пододвинул к ней авторучку, скрестил руки и стал ждать.
– О’кей, – Элина бросила взгляд на булочки, но Йоусия никак не отреагировал. – Так какое у тебя мировоззрение?
Йоусия ответил, что он индивидуалист-утилитарист. Сказал, что поддерживает свободу личности и, по его мнению, индивидуум может делать то, что ему хочется, но при этом на нем лежит моральная ответственность за то, что его окружает непосредственно, и в последнюю очередь – за весь мир. Человек должен стремиться сделать мир лучше как для себя, так и для других, и отвечает за это как на локальном, так и на глобальном уровне.
– Говори чуть помедленнее, – попросила Элина.
– О’кей, – согласился Йоусия.
И принялся рассуждать о категорическом императиве и антропоцентрической этике. Перейдя к биоцентрической этике, привел примеры расовой дискриминации в Соединенных Штатах и истребления народов в Африке и Азии. Затем переключился на вопросы об устойчивом развитии и свободных рынках, а также о том, какие ресурсы с ними связаны. Иногда Йоусия вставал и имитировал известные выступления знаменитостей, вплоть до мельчайших жестов. Приводил цитаты из книг. Элина не понимала и половины из того, что Йоусия рассказывал, но все время записывала и поражалась тому, как можно столько говорить, да еще и с такой убежденностью в своей правоте. Наконец Йоусия перешел к музыке, которую слушал, и фильмам, которые смотрел, и, перескакивая с одного на другое, связывал их со своей личной борьбой, которую вел по всем фронтам и на всех возможных уровнях. Подводя итоги, он сказал, что долго надо всем этим думал и пришел к выводу, что лучше всего сможет помочь обществу, став художником.
Элина положила ручку на стол. Листки были полностью исписаны.
– Ну вот. Вроде ничего не упустила.
– Хорошо. Может, посмотрим, что мне удалось сделать?
– В смысле, посмотрим на это твое искусство?
– Ага.
– Ну, можно.
Они прошли через двор к конюшне. Йоусия повернул голову и взглянул на реку. У него был решительный подбородок и выражение уверенности на лице.
Отворив дверь конюшни, он сообщил, что делает скульптуры. Они миновали стойла. Три темной масти лошади фырчали, провожая их взглядом. Йоусия с Элиной прошли в просторное помещение в самом конце, которое, по словам Йоусия, использовалось то под гараж, то под мастерскую.
В углу стоял белый мопед «Хонда-Манки», по бокам которого стальной проволокой были приделаны крылья гуся-гуменника. Казалось, машина вот-вот взлетит.
Они остановились у мопеда.
– Как тебе? – спросил Йоусия.
– Зачем ему крылья?
– А ты как думаешь?
Элина обошла мопед кругом.
– Ничего, если тебе не нравится, – сказал Йоусия. – Я уже смирился с тем, что меня не поймут при жизни.
– О’кей. Наверное, это хорошая позиция.
– Я пошутил.
– Ясно.
Йоусия почесал подбородок.
– Ну, то есть… В этом произведении я исследую тему свободы. Вот что оно значит?
– Ничего.
– Ну вот ты что думаешь? Скажи честно.
– Да ничего.
– Тут все слишком очевидно?
– Да нет.
– Слишком очевидно.
– Очень хорошая вещь.
– Я и не думал, что сразу стану мастером, – сказал Йоусия, и по его голосу было понятно, что именно на это он и рассчитывал.
Элина чихнула.
– У тебя в глазах слезы, – сказал Йоусия. – Ты в порядке?
– Да.
Элина вытерла глаза. И чихнула снова.
– Похоже, у тебя аллергия на лошадей.
Они вышли на улицу. Йоусия извинился, что сразу не спросил, не страдает ли она аллергией. Элина заверила: ничего страшного. Сказала, что ей вообще-то пора домой.
– Ты должна снова приехать.
Прежде чем Элина успела ответить, Йоусия добавил, что ему кажется, они еще не закончили.
– У нас остается время до сдачи задания. Может, встретимся в понедельник после школы?
– Давай.
– Понравились булочки? Возьмешь с собой?
После второй встречи Йоусия предложил показать друг другу самые важные места в их жизни.
– Потому что через разговоры можно прийти к взаимопониманию только до определенной степени, – сказал Йоусия. – Нужна конкретика, чтобы почувствовать другого человека.
Йоусия перевез Элину на лодке на другой берег реки. Там они поднялись на обрыв и пошли через свежевспаханные поля. Здесь было полно чибисов, которые, словно белые цветы, то тут то там выделялись на фоне темно-коричневой земли.
Парочка широко шагала по бороздам, и птицы внимательно следили за ней.
Ребята поднялись на холм, на вершине которого стоял недостроенный бревенчатый дом. Фундамент, стены и крыша были на месте, но через окна виднелись пустые, никак не отделанные комнаты. На двери висел большой амбарный замок. По словам Йоусия, хозяином был человек, приехавший с Юга. Он получил эту землю в наследство и начал строить дом много лет назад. Как-то после рабочего дня южанин отправился на кофе к хозяину соседнего надела, чтобы познакомиться с соседями. Там гость обратил внимание на череп тарарама, висевший на стене, и спросил, что это еще за чертовщина. Хозяин рассказал. Южанин изменился в лице. Тогда хозяин заверил гостя, что на самом деле перед ним просто доисторическое животное. Южанин весь вечер кивал головой и поглядывал на череп. С тех пор его никто не видел в этих краях.
Йоусия сообщил, что летом приходит в эту избу читать,
