Выпалив все это, девушка замолчала и на мгновение показалась печальной.
— Так их похоронили на кладбище? — спросил Никт.
— Ни одной-единой душеньки! — подмигнула она. — В субботу, аккурат как меня утопили и сожгли, мистеру Порринджеру доставили ковер из самого Лондона, и знатный такой ковер! Хорош он был не только прочной шерстью и работой, засела в его узорах страшная чума. К понедельнику пятеро уже харкали кровью, и кожа их стала черной, как моя, когда меня из костра выволокли. Через неделю чума забрала почти всю деревню, а мертвяков свалили кучей в чумную яму на краю деревни и засыпали.
— Вся деревня умерла?
Она пожала плечами.
— Все, кто глазел, как меня топили и жгли. Как нога-то?
— Спасибо, лучше.
Никт медленно встал и кое-как слез с компостной кучи. Потом оперся о железные прутья ограды.
— А ты всегда была ведьмой? В смысле, до того, как их прокляла?
— Будто надобно колдовство, — фыркнула она, — чтобы Соломон Поррит зачастил к моему домишку!
Это не ответ, подумал Никт, но вслух не сказал.
— Как тебя зовут?
— У меня нет могильного камня! — скорчила гримаску она. — Могу как угодно зваться. А что?
— Ну, должно быть у тебя какое-то имя!
— Лиза Хемпсток, если уж так хочешь, — буркнула она. Потом добавила: — Неужто я так много прошу-то? Хоть пометили бы могилку… Я вон там, видишь? Только по крапиве и поймешь, где я усопла. — На миг она показалась такой грустной, что Никту захотелось ее обнять.
Когда мальчик протискивался между прутьями ограды, его осенило: он сделает Лизе Хемпсток надгробье! Может, тогда она улыбнется. Никт обернулся, чтобы помахать ей на прощанье, но она уже исчезла.
По кладбищу валялись обломки чужих статуй и надгробий, но Никт понимал: все это не сгодится сероглазой ведьме с земли горшечника. Нужно что-то особенное. Мальчик решил никому не говорить о том, что задумал, справедливо рассудив, что ему это наверняка запретят.
Следующие несколько дней в его голове вертелось множество планов, один сложнее и замысловатее другого. Мистер Пенниуорт вконец отчаялся.
— У меня создалось мнение, — объявил он, поглаживая свои пыльные усы, — что ваши успехи становятся все более плачевными. Вы не блекнете, мальчик. Вы заметны всем и каждому. Более того, проглядеть вас весьма проблематично. Да если б вы явились сюда в компании фиолетового льва, зеленого слона и малинового единорога, на котором восседал бы король Англии в церемониальном одеянии, я нисколько не сомневаюсь, что люди замечали бы вас и только вас, а от всего остального отмахнулись бы как от мелочей, не заслуживающих внимания!
Никт молча смотрел на учителя, а сам думал, есть ли в городе живых магазины, где продаются надгробия, и если да, то где именно. Блекнуть ему хотелось меньше всего.
Он воспользовался тем, что мисс Борроуз легко отвлекалась от правописания и сочинения, и расспросил ее о деньгах и как ими пользоваться. За эти годы у Никта накопилось немного монет (он знал, что легче всего найти мелочь в траве, где недавно обнимались и целовались парочки), и решил их наконец на что-то употребить.
— Сколько может стоить надгробие? — спросил он у мисс Борроуз.
— В мое время, — ответила она, — оно стоило пятнадцать гиней. Сколько сегодня, ума не приложу. Думаю, больше. Значительно больше.
У Никта было два фунта пятьдесят три пенса. Он даже не сомневался, что этого не хватит.
Никт был в могильнике Человека-индиго целых три года — почти полжизни — назад, но дорогу не забыл. Он поднялся на самую вершину холма: над старой яблоней, над шпилем часовни, над всем городом. Именно там, наверху, гнилым зубом торчал мавзолей Фробишеров. Никт проскользнул в мавзолей, залез за тот самый гроб, дошел до маленьких каменных ступенек, вырубленных в толще холма, и добрался до каменной пещеры. Было темно, как в оловянной шахте, но Никт видел все глазами мертвых.
Слир свернулся кольцом вокруг стен, Никт его чувствовал. Все было так, как мальчик помнил: невидимое нечто, состоящее из туманных щупалец, ненависти и жадности. На этот раз Никт совсем не боялся.
— СТРАШИСЬ НАС! — прошептал Слир. — ИБО МЫ СТЕРЕЖЕМ СОКРОВИЩА, КОТОРЫЕ НЕЛЬЗЯ УНЕСТИ.
— Я вас не боюсь, — сказал Никт. — Помните меня? И я как раз хотел бы кое-что унести.
— ВСЕ ВОЗВРАЩАЕТСЯ, — ответило существо, свернувшееся в темноте. — НОЖ, БРОШЬ, КУБОК. СЛИР ХРАНИТ ИХ ВО ТЬМЕ. МЫ ЖДЕМ.
— Простите, а вы здесь похоронены?
— ГОСПОДИН ПРИНЕС НАС НА ЭТУ РАВНИНУ. ЗАКОПАЛ НАШИ ЧЕРЕПА ПОД КАМНЕМ И ПРИКАЗАЛ ОСТАВАТЬСЯ ЗДЕСЬ. МЫ СТЕРЕЖЕМ СОКРОВИЩА ДЛЯ ГОСПОДИНА.
— Скорее всего, он давно про вас забыл, — заметил Никт. — Наверняка уже тыщу лет как умер.
— МЫ — СЛИР. МЫ СТЕРЕЖЕМ.
Интересно, подумал Никт, сколько же веков прошло с тех пор, как могильник в середине холма был на равнине. Наверное, ужасно много… Слир защекотал его волнами страха, похожими на усики плотоядного растения. Никту было все холоднее, движения замедлялись, словно его укусила в самое сердце полярная гадюка и ледяной яд хлынул по венам.
Он шагнул к каменной плите, протянул руку и сомкнул пальцы на холодной броши.
— ПРОЧЬ! — прошипел Слир. — МЫ ХРАНИМ ЕЕ ДЛЯ ГОСПОДИНА!
— Он не будет против. — Никт отступил к каменной лестнице, стараясь не споткнуться о высохшие останки людей и животных.
Слир воронкой дыма злобно завертелся вокруг пещеры, но потом остановился.
— СОКРОВИЩЕ ВЕРНЕТСЯ, — произнес тройной голос Слира. — ОНО ВСЕГДА ВОЗВРАЩАЕТСЯ.
Никт со всех ног побежал вверх по лестнице. На миг ему показалось, что за ним кто-то гонится, но когда он вырвался наружу, в мавзолей Фробишеров, и вдохнул прохладный рассветный воздух, следом никто не появился.
Никт присел на макушке холма и стал рассматривать брошь. Сначала он думал, что она вся черная, но когда взошло солнце, стало видно, что посреди черного металла сияет алый камень с завихрениями. Камень был размером с яйцо дрозда, и в его сердцевине словно что-то шевелилось. Мальчик смотрел в чудесный алый мир и никак не мог оторваться. (Несколько лет назад он просто сунул бы красивую штучку в рот.)
Камень держали черные металлические зажимы, похожие на когти какой-то ползающей твари — вроде змеи, только многоголовой. Может, это и есть Слир при свете дня, подумал Никт.
Он спустился по холму, срезав путь через заросли плюща над склепом семейства Бартлби (там кто-то на кого-то ворчал: Бартлби готовились ко сну), и протиснулся сквозь ограду на землю горшечника.
Никт крикнул:
— Лиза! Лиза! — И завертел головой.
