Ознакомительная версия.
— Скажи спасибо и на этом, — сказала колдунья. — Не скоро ты вновь отведаешь хлеба.
Эдмунд все еще давился краюхой, когда вернулся первый гном с докладом, что сани готовы. Бледная Ведьмарка поднялась и приказала Эдмунду следовать за нею. На дворе снова шел снег, однако она, несмотря ни на что, усадила продрогшего Эдмунда не в ногах у себя, а сбоку. Уже сидя в санях, готовых рвануться с места, колдунья кликнула Моугрима. Волк примчался на зов хозяйки, совсем как собака, только очень большая.
— Возьми резвейшего из твоих волков и гони напрямую к бобриному дому, — приказала колдунья, — загрызи там всех, кого найдешь. А если нет никого, бегите к Каменному Столу, да так, чтобы вас не заметили. Там укройтесь и ждите меня. Мне придется дать большого крюка на запад, чтобы переехать реку. Если же вам повезет перехватить человеческих выродков на пути к Столу, ты знаешь, что с ними делать!
— Я услышал и повинуюсь, о королева, — рыкнул Моугрим, с места прянул в снежную мглу и помчался — никакая лошадь за ним не угналась бы. И минуты не минуло, как к нему присоединился еще один волк. Чуть больше времени понадобилось им, чтобы добежать до запруды и бобриного дома. Дом, как вы знаете, был уже пуст. Однако плохо пришлось бы нашим беглецам, когда бы не снег, поваливший после затишья, — волки взяли бы след и наверняка настигли бы их еще на пути к земляному убежищу. Но свежий снег замел следы и перебил запах.
А гном, сидевший на облучке, хлестнул оленью упряжку, и сани, вывернув из ворот, помчались сквозь тьму и холод. Для Эдмунда эта езда стала мукой — ведь он был без шубы; лицо его, грудь и колени скоро покрыла сплошная снежная короста. Сперва он еще отряхивался, потом прекратил — все равно не успеешь отряхнуться, как начинай сначала, и к тому же он очень устал. Он снова промок до нитки. И как же он был несчастен! Похоже, королева вовсе не собирается сделать из него короля. И сколько ни тверди себе, что Ведьмарка хорошая, добрая, что правда на ее стороне, теперь это кажется пустым звуком. Он отдал бы все ради того, чтобы сейчас быть со всеми, хотя бы и с Питером! Единственное, что утешало, так это надежда: а вдруг он всего лишь видит сон и вот-вот проснется. Но все продолжалось, час шел за часом — Эдмунду и вправду стало казаться, что все это ему только снится.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Если бы я час за часом описывал их путешествие, слишком много бумаги пришлось бы извести. Так что лучше я сразу перейду к тому времени, когда утро настало, снегопад прекратился, и погоня продолжилась посветлу. Они мчались и мчались в полной тишине, только снег визжал под полозьями да поскрипывала оленья упряжь. Но вдруг ведьма вскричала: «Стой!» — и сани стали. Эдмунд было обрадовался, что сейчас королева объявит привал для завтрака. Остановка же случилась по другой причине.
Поодаль от дороги под деревом стоял стол, а вокруг стола восседала на табуретах развеселая компания: белка с мужем, их дети, бельчата, два сатира, гном и старый лис. Эдмунд не мог разглядеть, что они там едят, но пахло очень и очень вкусно, и вроде бы это был сливовый пудинг, а стол был украшен зелеными ветками — во всяком случае, так показалось Эдмунду. Очевидно, лис — как старейший в этом застолье — только что встал со своего места и поднял правую лапу с бокалом, словно собрался произнести тост. И в этот самый миг компания заметила сани, все замерли, и морды у всех вытянулись. Белкин муж застыл с поднятой вилкой, не донеся ее до рта, а один из сатиров, напротив, сунул вилку в рот и не успел вытащить, а бельчата заверещали от страха.
— Что это значит? — спросила Ведьмарка.
Все молчали.
— Отвечайте, сброд вы этакий! Или ждете, чтобы кнут развязал вам языки? Отвечайте, что за обжорство, расточительство и распутство? И откуда вы взяли все эту снедь?
— С вашего разрешения, ваше величество, — сказал лис, — все это нам подарили. И коль скоро мне будет позволено, я осмелюсь предложить тост за здравие вашего величества…
— Кто подарил? — перебила его Ведьмарка.
— Р-р-р-рождественский Д-дед, — пролепетал лис.
— Кто?! — взревела колдунья, выпрыгнув из саней. Два размашистых шага — и королева нависла над испуганными сотрапезниками, — Его не было здесь! И не могло быть! Да как вы посмели… хотя, погодите… скажите мне честно, что вы пошутили, и я, так и быть, на этот раз вас помилую.
Но тут один из бельчат, со страху совсем потеряв голову, завопил:
— Был он… был… был дедушка!
Бельчонок вопил тоненьким голоском и в такт стучал ложкой по столу. Эдмунд заметил, как Ведьмарка прикусила губу; тонкая струйка крови побежала по белому подбородку. Колдунья подняла свой жезл.
— Не надо! Не надо! Пожалуйста, не делайте этого! — закричал Эдмунд.
Он еще кричал, когда колдунья взмахнула жезлом, и вся веселая компания окаменела — вокруг каменного стола перед каменными тарелками с каменным сливовым пудингом сидели каменные изваяния, и одно из них так и не успело донести свою вилку до рта.
— А вот это тебе, — усевшись в сани, королева отвесила Эдмунду оглушительную пощечину. — Впредь будешь знать, как заступаться за предателей и лазутчиков. Эй, поехали!
Именно тут впервые Эдмунд почувствовал жалость — не к себе, а к другим, — страшно было подумать, что каменные фигурки так и будут сидеть днем и ночью год за годом, покуда не порастут мхом, покуда их не разрушит время.
И снова мчались сани. Но Эдмунд заметил, что снег, летящий из-под оленьих копыт, стал как будто мокрее вчерашнего. И еще он заметил, что стало как будто теплее. И как будто — туманнее. Так оно и было: с каждой минутой туман сгущался, а в воздухе теплело. И сани уже не летели, как прежде. Сперва мальчик решил, что притомилась оленья упряжка, но скоро понял, в чем тут дело. Сани дергались, шли юзом и содрогались, как будто натыкались на камни. Гном охаживал кнутом несчастных оленей, но те тащились все медленнее и медленнее. И еще: со всех сторон доносились какие-то необычные звуки, но за скрежетом полозьев, скрипом саней и криками гнома, погонявшего упряжку, Эдмунд не мог разобрать, что же это такое. Вдруг сани встали, и — ни с места. И на мгновение наступила тишина. Теперь Эдмунд расслышал: странный милый лепет и говор, и все же не вовсе странный, поскольку уже знакомый, — только бы вспомнить, где он мог это слышать! И тут же вспомнил: так разговаривает вода! Со всех сторон до него долетали голоса ручьев, незримых за туманом, — журчанье, бульканье, плеск и даже (откуда-то издалека) рев. Стало ясно, что морозам пришел конец, и сердце дрогнуло у Эдмунда в груди (хотя сам он едва ли мог бы сказать отчего). И совсем рядом — кап, кап, кап — стаивал с вето! снег. А вот из тумана вылезла ель вся в снегу, но тут же с одной из ее лап сорвался целый пласт мокрого снега, и Эдмунд впервые увидел в Нарнии зеленую ветку.
Ознакомительная версия.
