– Я не вынесу этого, – всхлипнула Хоуп. – Должен быть какой-то выход.
– Выхода нет, – ответил Отец.
– И ты согласен? – спросила Грейс. Жэр кивнул. – Тогда я верю, – медленно произнесла она. – И один из нас должен поехать. Но тебе не нужно этого делать, Красавица, я могу…
– Нет, – настаивала я. – Роза была для меня. И я самая младшая – и самая некрасивая. Мир не потеряет многого без меня. Кроме того, Хоуп не справится без тебя, и детки тоже, тогда как мои лучшие навыки – это рубить дрова и ухаживать за садом. Да любой парень из деревни с этим справится.
Грейс смотрела на меня долгое время.
– Ты знаешь, что я тебя все равно переспорю, – заметила я.
– Кажется, ты серьезно настроена на это, – сказала она. – Не пойму, почему.
Я пожала плечами.
– Ну, мне исполнилось восемнадцать. Я готова к приключениям.
– Я не могу… – начал Отец.
– На вашем месте, я бы ей позволил, – произнес Жэр.
– Да ты понимаешь, что говоришь? – закричал Отец, внезапно встав и уронив пустую кожаную сумку с колен. – Я видел это Чудовище, этого монстра, этот ужас, а ты нет. И ты хочешь, чтобы я отдал ему свою младшую дочь – твою сестру – дабы спасти свою жалкую жизнь?!
– Ты и сам не понимаешь, папа, – сказала я. – Мы не просим убить меня взамен тебя, но просим позволить мне спасти твою жизнь. По крайней мере, это благородное Чудовище и мне не страшно. – Отец уставился на меня, словно увидел отражение Чудовища в моих глазах. Я продолжила: – Не может же оно быть настолько ужасным, ведь оно так любит розы.
– Но это же зверь, – беспомощно произнес Отец.
Я видела, что он сдается, и, желая, подбодрить его, добавила:
– Разве зверя невозможно укротить?
Как и Грейс, несколькими минутами ранее, Отец взглянул на меня, сидящую на полу с деревянной шкатулкой на коленях.
– В конце концов, папа, я всегда поступаю по-своему, – заметила я.
– Да, дитя мое, я знаю и сожалею об этом, – сокрушенно проговорил Отец. – Ты всегда просишь невозможного, а это и есть невозможное. Что ж. Когда закончится месяц, мы уедем вместе.
– Ты не увидишь, как цветут твои розы, – прошептала Хоуп.
– Я посажу их завтра же. Если они тоже заколдованы, возможно, мне повезет, и я это увижу, – ответила я.
Той ночью я не смогла уснуть. Отец сразу же поднялся наверх, после того, как позволил мне ехать с ним в замок через месяц; он больше ничего не сказал, а я последовала его примеру и прошла по лестнице через несколько минут, опасаясь вопросов и дрожа в зловещей тишине.
Я села на кровать и взглянула на тихий лес, такой безмятежный, покрытый снегом, отливающим черным и серебряным при лунном свете. Это спокойствие не выглядело опасным или пугающим; какие бы тайны не были скрыты в этом лесу, их существование так великолепно прятали, что ни один разумный человек не мог себе их представить.
Итак, мое желание будет исполнено: я пойду и выполню обещание, данное Чудовищу, и дочь останется вместо отца. Мне вспомнился вопрос Грейс и измученное выражение лица у Отца: почему я так стремилась к этому?
– Если б я только знала, – вслух ответила я.
Я была уверена, что решение мое правильно и что только я и никто другой должен выполнить обещание; но чувство ответственности (если это было оно) не объясняло моей упорной решимости.
Я взяла деревянную шкатулку с моими инициалами с собой в комнату. Высыпала все ее содержимое на кровать: темные капельки тускло сияли в лунном свете, пока падали друг на друга. Последним из шкатулки упал предмет побольше: блестяще-желтый в приглушенном свете, он звякнул и отпружинил, приземлившись и рассыпав семена по кровати. Я подняла его. Это было кольцо в форме грифона: такое же, как серебряная рукоятка штопора, лежащего внизу. Но этот грифон был золотым, у него был открыт рот, а бриллиантовые клыки сияли прохладным светом. Распахнутые крылья огибали палец кольцом: со стороны ладони они перекрывали друг друга. Существо стояло, приподнявшись, с вытянутыми когтями. Выглядело оно красиво и величественно: шея дугой, голова откинута, все линии тела изящно и с благородством изогнуты. Существо не казалось злым или хищным: грифон был скорее гордым, а не страшным. Я одела его на палец (кольцо подошло идеально) и поспешно собрала семена обратно в коричневую шкатулку. У меня оставалась лишь пара часов для сна и я не могла позволить себе потратить день, будучи усталой, – особенно после всего, что произошло сегодня, подумала я, замешкавшись, пока закрывала шкатулку. Особенно в свои последние четыре недели. Три недели и пять дней.
Мне приснился замок, о котором рассказывал Отец. Казалось, что я быстро шла по длинному коридору с высоким потолком. Я что-то искала, тревожась от того, что не могу это найти. Казалось, что мне хорошо знаком замок: я не мешкала, поворачивая за угол, проходила вверх и вниз по лестницам, открывала двери; без колебаний осматривала чудесные комнат, расписные потолки, картины на стенах, резную мебель. "Я–спящая" была поражена и смущена, но "я–во сне" продолжала искать, волнуясь все больше; я проснулась дрожа, первые рассветные лучи касались моего лица. Быстро одевшись, я замешкалась, глядя на свою руку, затем сняла кольцо и спрятала его под подушкой: бесполезный поступок, ведь никто, кроме меня никогда не входил в комнатку на чердаке. Я шнуровала ботинки, пока спускалась вниз: эти два дела лучше не смешивать, так что мне пришлось снова завязывать шнурки, когда я села за кухонный стол.
Та же гнетущая тишина, которая наступила по приезду Отца домой, была здесь: но с одной разницей. Вчера мы опасались неизвестного, сегодня же все понимали опасность, однако страх от этого не уменьшился. За завтраком никто, кроме детей, не разговаривал; я встала из-за стола первой.
Замерев, я смотрела на улицу. Большая часть снега от метели, из-за которой потерялся Отец, быстро растаяла под вчерашним теплым солнцем, и когда теплый утренний ветер коснулся моего лица, я подумала, что и все остальное тоже скоро растает; но земля была все еще слишком неприветлива, чтобы что-нибудь сажать. Даже если мне удастся прокопать несколько ямок, семена вряд ли дадут побеги в замерзшей почве. Но ведь они все-таки волшебные, подумала я. Сделаю, что смогу.
Я одолжила кирку у Жэра и прихватила лопату из своих садовых инструментов, приготовившись прокопать узкую, неглубокую канавку вокруг дома, поближе ко внешней стене, где почва, возможно, была немного теплее, чем в поле или в саду. К обеду я уже устала и вся вспотела, но побросала семена в канавку и обильно посыпала сверху землей: осталось лишь несколько для посадки у стен конюшни и кузницы. Никто мне ничего не сказал, хотя мне нужно было следить за животными и рубить дрова.
