Ознакомительная версия.
Опустился вечер, высокое небо отливало золотисто-алым, совсем как платье незнакомки, одуряюще пахло дикими розами и жасмином. Женщина сорвала цветок и засмеялась, но Ринальди счел за благо не замечать, как тонкая ткань ползет с белоснежного плеча. Ада была чужой и (эпиарх отчего-то в этом не сомневался) опасной. На всякий случай он встал, но неудачно. Видимо, его лицо исказила боль, потому что незнакомка тоже встала, прищурилась и сделала небрежный жест рукой. Ринальди показалось, что он смотрит на мир сквозь язычки лилового пламени, потом сияние погасло, а вместе с ним исчезла и боль.
Эпиарх невольно глянул на предплечье, которое донимало его сильней всего, и с удивлением обнаружил, что одежда, которую с такими мучениями натянул на него Диамни. исчезла, словно ее и не было. Он опять был в чем мать родила, на этот раз по милости непонятной рыжей твари.
— Тебе идет злиться, — ада изучала его с явным одобрением, чтобы не сказать больше, — ты рожден для вечности, время не должно покушаться на столь совершенную красоту.
— Что ты сделала с моей одеждой?
— А ты не хочешь спросить, что я сделала с твоей болью? Я сожгла и то и другое.
Ада подошла ближе, теперь алые губы и золотые глаза были у самого лица Ринальди. В ее красоте не было ни единого изъяна, но она не была желанна... Ну или почти не была. Золотое свечение стало сильнее, а затем исчезло, белые руки обхватили шею Ринальди жарким, горячим кольцом, он не сразу сообразил, что алые одежды ады исчезли. Тело эпиарха оказалось расторопней его разума, оно ответило на ласку немедленно и яростно.
Они отпустили друг друга, когда небо на востоке расцвело сиреневыми гроздьями. Ада лежала на спине, щуря огромные золотые глаза, прекрасная, откровенная и бесстыдная, как весенняя кошка, — гладкая белая кожа, блуждающая улыбка, разметавшиеся волосы, перепутавшиеся с созревающей шелковистой травой.
— Вот и первый довод. — Кошка взяла его руку и положила себе на грудь. Ринальди всегда нравились полногрудые и полнобедрые, за это он прощал своим подругам расплывшиеся талии и похожие на подушки животы, но рыжая тварь состояла из сплошных достоинств.
— Первый довод?
— Первый довод — я, мои сестры и Этерна. Вернее, Этерна, я и мои сестры. Это очень долгая жизнь и вечная молодость, Ринальди Ракан. Все, что тебе всегда нравилось, но сильнее и ярче. У тебя было много любовниц, эпиарх. Скажи, пережил ты хоть с одной из них ночь, подобную нашей?
— Нет. — Ринальди всегда был честен с женщинами. — Не было, и я... Я не уверен, что хочу ее повторить.
— Что ж, — ада села, обхватив колени, — тогда поговорим о другом…
Красавица посмотрела в лиловеющее небо. Ринальди невольно проследил за взглядом своей странной любовницы, а когда вновь посмотрел на нее саму, та была в шитых серебром лазоревых шелках. Ринальди было сложнее — пришлось вставать и вытаскивать из седельной сумки плащ, чувствуя на себе золотой взгляд, одновременно насмешливый и ласкающий.
— Итак, — сказала женщина, — ты готов выслушать мой второй довод.
— Изволь. Ты родился в одном из миров Великого Ожерелья и считаешь его единственным, а на самом деле их тысячи. Вы, дети одного-единственного мира, похожи на человека, который родился, вырос и всю жизнь прожил в запертой комнате, не зная, что за ее стенами. Но если знать, где двери и иметь от них ключи, можно ходить из комнаты в комнату, как это делаем мы...
Ада замолчала, ожидая то ли вопросов, то ли возгласов неверия, но Ринальди сразу понял, что она не лжет. Она была чужой и пришла издалека, она не принадлежала Кэртиане с ее синим небом и зеленой травой, хотя и казалась женщиной. Казалась, но была ли?
— Вы ходите по дому, это я понял, но выходите ли вы на улицу?
— Ты быстро схватываешь. — Ада задумчиво коснулась одного из своих браслетов. — Я не зря задержалась в этом мире. Ты нужен Этерне.
— Ты не ответила.
— Мне нравится твое нетерпение... И мне нравишься ты сам.
Взгляд женщины был более чем откровенным, она хотела того же, что и он, но Ринальди решил узнать все. Ада облизнула губы и улыбнулась.
— Представь себе замок, в котором каждая комната — это мир. Кое-где живут разумные существа, кто с душой, кто — без, но разумные. Другие пусты или заселены безмозглыми тварями. За стенами замка — двор, окруженный рвом, за рвом — враги. Не скажу, что они — зло. Там, откуда они приходят, их, видимо, считают добром, но нашему замку со всеми его обитателями они несут гибель. Не смерть, а именно гибель, без посмертия и надежды на возрождение. И поэтому на стене — мы ее называем Рубеж — идет постоянный бой. Его ведут воины Этерны, они вечно молоды и почти бессмертны. Почти, потому что их все-таки можно убить, и это иногда случается. Убитым нужна замена, а живым — отдых, и мы, ады, ходим по обитаемым мирам в поисках тех, кто способен стать защитником Рубежа. Я увидела тебя и поняла, что ты создан для вечного боя, прерываемого пирами и любовью. Ты рожден в мире смертных, но твоя кровь принадлежит Этерне, и это мой второй довод. Ты получишь врагов и товарищей, о которых мечтает любой воин. Твой меч будет решать, жить или нет Ожерелью миров, среди которых и породившая тебя Кэртиана со всеми, кто тебе дорог, а потом, и их потомками... Ты уйдешь со мной?
Если бы она пришла раньше, хотя бы в тот день, когда Беатриса обвинила его в насилии! Он не задумываясь ушел бы с белогрудой огненной красавицей, он бы стоял на Рубеже, пировал с товарищами, любил бессмертных, а потом возвращался в бой и не желал себе другой судьбы. Но зачем говорить о том, что сгорело! Он привязан к Кэртиане своим бесчестьем и дружбой Диамни и незнакомого еще Сольеги. Он не может бросить все и исчезнуть, не вернув своего доброго имени и не разгадав загадку своей беды. Вдруг ловушка, в которую он угодил, лишь первая в череде подобных, и в каждой будет биться живое существо, невинное, но осужденное самыми близкими? Он должен остаться ради Эридани, на которого развязана охота, ради малыша Эрнани...
— Ты права, я действительно создан для жизни, которую ты описала, но я остаюсь.
— Ради него? — Женщина кивнула на все еще улыбающегося Диамни. — Или ради братьев?
— Ради себя. Если я уйду, я буду себя презирать. Этерне вряд ли нужен такой защитник.
— Итак, ты остаешься?
— Да. Возможно, потом, когда я...
— «Потом» не будет, Ринальди Ракан. — Ада больше не улыбалась. — Я уйду и никогда не вернусь. Этерна протягивает руку смертному лишь единожды, но прежде, чем ты в последний раз скажешь «нет», тебе следует кое о чем узнать. Ты невиновен в том преступлении, за которое тебя осудили, но на тебе кровь твоего брата Эридани. Конечно, ты по-своему был прав, убив его…
Ознакомительная версия.
