Из сбившейся у бревенчатого завала толпы выбралась мать и встала рядом с Орунгом, как всегда, притянув его к себе за плечи. Он ткнулся щекой ей в плечо и тихо засопел, вдыхая родной запах ее мехового халата-сахи, который не могла заглушить даже горелая вонь. Мать погладила его по макушке натруженной рукой, шутливо дернула за косу. Сердце у Орунга сжалось, будто враз смерзлось в сверкающую веселую льдинку. Ничего… Он теперь уже почти охотник… Да что там, совсем охотник! Все будет хорошо. Главное, живы… Мама жива. А новый дом они поставят, и шкур он добудет, и… Рядом появился Пукы, поглядел на протянутую к нему руку матери и… как всегда, не подошел. Хотя видно было, что хотелось, очень хотелось, просто до крика. Вместо этого отвернулся независимо и с преувеличенным вниманием уставился на жрицу. Орунг и мама обменялись быстрыми веселыми взглядами: «Суровый Пукы, однако!» Мужчину из себя корчит. Не все мужчины прямо от медведицы рождаются, некоторые еще и от мам.
– Ну, все тут? – каркающий голос жрицы разбил приятный холодок, словно дыхание родного дома, окутавший Орунга. Парень вздрогнул.
Стоящая на завале жрица нетерпеливо постукивала пяткой по бревну, брезгливо косясь на собирающихся внизу людей.
– Ор и шаман ваши где?
Раздвинув толпу, из задних рядов выбрались шаман и староста, переглянулись и дружно согнулись в почтительном поклоне, едва не ткнувшись лбами в босые ноги жрицы.
– Тогда можем начинать, – кивнула та.
Насторожившийся Орунг вдруг увидел, что от обоза, остановившегося подальше от образовавшегося на месте поселка ледяного поля, к ним направляются воины. Одинаково, но очень добротно одетые в крепкие сапоги с меховой опушкой и толстые куртки синего цвета с символом Храма – чашей со вздымающимся над ней Голубым огнем – на спине и груди. Во все глаза мальчишка уставился на болтающиеся у пояса каждого сабли. Не южная сталь, даже ему видно, но тоже настоящее железо. Небось в городах ковали.
– Храмовая стража, – испуганно прошептала у него над головой мать. – Зачем они тут?
– Во-во. Зачем они тут вместо того, чтобы за рекой отморозков гонять? – пробормотал Орунг.
Полуобернувшийся Пукы метнул на него бешеный взгляд:
– Тихо ты! Жрица говорит!
– Ну, так. – Жрица обвела испуганно сгрудившуюся толпу пронизывающим взглядом блекло-голубых, неестественно круглых глаз. – Если ваш шаман хоть немного выполнял свои обязанности, все вы должны знать, что в давние-предавние времена, когда на Небесах светило не одно, а три солнца, испепеляя все живое своим Жаром, по средней Сивир-земле бродили древние великаны-богатыри эрыг отыры. Храма тогда не было, так что мира они не знали и непрерывно сражались между собой, пожирая тела своих врагов. Потому большая часть их исчезла с лица Сивира. Уцелевшие же вмерзли в лед, когда великий герой Хадау сбил лишние солнца своими могучими стрелами, оставив лишь одно, отчего на Сивир пришел живительный холод.
– Иногда его могло быть и поменьше, – зябко кутаясь в меха, пробормотал старый шаман, с завистью поглядывая на полураздетую жрицу. По ее морщинистому лицу стекали редкие капельки пота, которые жрица небрежно стряхивала ладонью. – Хант-маны знают историю, достославная, – возвысив голос, сказал он. – Краткий курс истории Храма – это у нас главное при обучении молодых охотников. Ну еще ОБЖ, – признался шаман. – Как ловушки правильно ставить, как от медведя удирать, если что, как людоеда-мэнква от зимовки отвадить…
– Ладно, ладно, – жрица отмахнулась. – Верю. Ну вот, а теперь эти самые уцелевшие эрыг отыры, или, как вы их называете, отморозки, соответственно, отмораживаются, – резким рубящим тоном, далеким от интонаций сказительницы, еще недавно звучащих в ее голосе, отчеканила жрица. – С ними еще всякая гадость прет вроде мамонтов… вы их Вэс называете. И так повсюду. Жрица-наместница Югры отправила послание в главный Храм Снежной Королеве и ее Советнику. Но сами знаете, люди, королевский двор далеко, их дело заботиться обо всей Сивир-земле. Пока что надо справляться самим. Объединиться, сплотиться и так далее. – Жрица сделала небрежный жест. – Как видите, я прибыла к вам с отрядом храмовой стражи…
– Они будут драться с отморозками! – восторженно прошептал Пукы. Он обернулся к брату и матери, сверкнув улыбкой, радостной, как первый лучик нового Рассвета после Долгой ночи. – Я! – Пукы подпрыгнул и замахал руками, чтобы жрица заметила его за широкими спинами стоящих впереди охотников. – Я покажу, где мы с братом видели отморозков!
Жрица скользнула взглядом по скачущему оборванному мальчишке. Ее фиолетовые губы исказила едва заметная презрительная гримаса. Она выдернула из-за края набедренной повязки свиток:
– Советом жриц при наместнице решено весь наш район, всю Югрскую землю, объявить зоной бедствия. Разработан план мероприятий по преодолению чрезвычайной ситуации. – Она снова посмотрела вниз в мгновенно словно промерзшие лица хант-манов и усмехнулась снова. – Ну да, столько сложных слов… Короче, чукчи!.. – сворачивая свиток обратно, отрубила она.
– Мы хант-маны, великая, – пробормотал шаман.
– Неважно! В стране беда, ясно? Поэтому решением Совета все ваши продовольственные запасы передаются представительницам наместницы – то есть мне – и будут вывезены в центральный Храм Югрской земли в Хант-Манске!
Свиток 7
О том, как непросто определить, чья правда правильней
– Вас и правда всех пороть будут – пока не скажем? – прерывистым шепотом спросила Тан. – Прямо по голому? – Она с ужасом покосилась на насмешливо оглядывающих ее пухленькую фигурку стражников. – При всех?
– При всех – это когда одного порют, – рассудительно ответил Орунг, отшагивая так, чтобы прикрыть Тан от взглядов. – Вот как меня перед нынешним Закатом, когда шаману в араку болотной воды подлили…
– Ты и подлил! Легко тебе говорить, – шмыгнула носом Тан и опустила голову – вплетенные в ее косы медные птички слабо вздрагивали, будто хотели улететь. – Вы, мальчишки, привычные. А я девочка! Меня еще никогда не наказывали!
– Не бойся, маленькая, – мать Орунга и Пукы обняла девочку. – Сейчас поспать всем надо, отдохнуть… А там, глядишь, до вас и не дойдет. Взрослых ведь сперва. Ора и шамана первыми.
– А им вообще полезно, – мстительно улыбнулся Орунг. – Потерпим, если не хотим Долгой ночью с голоду околеть!
Тан прерывисто вздохнула, вытерла кулачком слезы, кивнула на прощанье и, лавируя между расположившимися на развалинах поселка людьми, побежала к дому своих родителей. К тому, что от него осталось.
