Ознакомительная версия.
Наевшийся жеребенок игриво топнул толстенькой ножкой, мамаша укоризненно фыркнула и потянулась к еще не обгрызенному кусту. Кобылка дернулась было следом, но передумала и подбежала к Дженни.
— В Элгелле у меня тоже был пони, — тихо сказал Джеральд, — вороной жеребчик с белой звездочкой на лбу, его звали Блэкси. Мне было пять, ему восемь. Злюка был еще тот, после него мне ни один фаластымский скакун не страшен.
Дженни, не поднимая глаз, гладила жеребенка. Ты дурак, Джеральд, причем безнадежный. Заговорить о доме, когда дом Джейн сожгли гномы…
— Мой лорд, — она по-прежнему не поднимала глаз, — вы совсем не спите, почему?
Почему? Да просто не спится…
— Слишком жарко, моя леди.
— Жарко, — она медленно подняла голову, — но жара вряд ли помеха тому, кто вернулся из фаластымских пустынь. Ты устал от игры с гномами?
Он так и не привык к тому, что Дженни становится Девой, но с Девой, как ни странно, было проще.
— Я понимаю, что обычный доспех против гномьего то же… — Джеральд задумался, подыскивая сравнение. — То же, что пони против першерона, но как же хочется прекратить беготню и скрестить наконец мечи!
— Гномы не носят мечей, — тихо сказала Дженни, — но когда-то носили… После Весенней войны в обмен на разрешение вернуться в Петрию они поклялись не ковать себе мечей и не носить их… Это была ошибка эльфов.
— Ошибка? — Де Райнор слушал и любовался тонким профилем Девы, а та словно грезила наяву, задумчиво перебирая гриву жеребенка.
— Ошибка, лорд Элгелл. У эльфов слово «клинок» означает холодное оружие. Любое. Дети Звезд знают копья, луки и «клинки», но люди перевели эльфийское «эскадэа» словом «меч». Гномы отродясь не были лучниками и всегда были хитрецами, как и положено помешанным на золоте. Король Алмирэль заставил гномьих вождей поклясться Сердцем Камня отказаться от «клинков» и копий и не вредить стране Доаделлинов. Цверги поклялись и сдержали клятву. На свой лад. Так вместо копий и мечей появилось то, с чем они пришли.
То, с чем пришли гномы… Нечто на длинном древке, сочетающее в себе секиру, молот и острия-наконечники на обоих концах древка. Хочешь — руби, хочешь — бей, хочешь — коли, но клятва исполнена, никто в здравом уме и твердой памяти не назовет это чудище ни копьем, ни мечом.
— Значит, дело в том, что эльфы не знали языка Гор?
— Переговоры шли на языке людей. — Дженни отошла от дочки Негодяйки и опустилась на высохшую грядку, обхватив колени, эта поза что-то напоминала, но что? — Алмирэль понял, что подгорным владыкам не стоит верить, когда их отпустили, а они принялись убивать друг друга, но обвинили во всем эльфов и ожившие деревья. Подлая выдумка, но в Петрии поверили, для подгорного карлика с топором и впрямь нет ничего страшней разгневавшегося бревна.
— Так вот почему они не сунулись в Намбирский лес… Я не понимал, почему их отпугнул десяток коряг, которые мы выволокли на дорогу.
— Они попали в сети собственного вранья, — покачала головой Дженни, нет, Дева, — и это вранье их душит, вранье всегда душит, и всех…
— Мы никак не уйдем от прошлого, — Джеральд задумчиво тронул эфес. — Весенняя война, Грэмтирская битва… Все идет оттуда.
— Все мы идем из прошлого. — Серебристый взгляд скользил все дальше и дальше. В такие мгновенья Джеральд терялся. Он был готов, преклонив колена, выслушивать волю Девы, вернее, не Девы, а тех, чьи голоса она слышит. Он был бы счастлив подхватить на руки и закружить тоненькую светловолосую Дженни, но вечерняя тоска и грусть, порой захлестывавшие леди Джейн, сводили его с ума.
Пару раз Джеральд задавался вопросом, уж не эльфийка ли она, но в Элгелле уцелело слишком много гобеленов и миниатюр, чтобы спутать деревенскую девочку с дочерью Звезд. Просто Дженни избрана и слышит неведомое другим, такое бывает. Аббат не видит в этом ничего удивительного: раз в столетие, если не чаще, ангелы говорят с людьми, избирая посредниками невинных дев и детей или благочестивых монахов.
В последнее Джеральд верил меньше, вернее сказать, не верил вообще. Видение преподобного Хэмфри Ангуса, в котором святой Дункан объявлял Малкольма Дангельта королем Олбарийским, было чистейшей воды надувательством, на котором святоша изрядно нажился. А вот в том, что, осматривая подаренный дворец, новоявленный епископ споткнулся, слетел с лестницы и сломал себе спину, и впрямь чувствовался божий промысел.
— Лорд де Райнор, — голос Девы вернул рыцаря в раскаленный предосенний день, — подожди еще немного, и ты сможешь поговорить с гномами.
Две сотни больных, четыре сотни раненых, сотня мертвых! И это не в первый раз, проклятье! Маэлсехнайли был готов убить Пиноваца с его новостями. Если так пойдет и дальше, армия растает, как соль в котле с водой.
Гном может располовинить человека в броне вместе с его конем, но что с того, если они носятся вокруг на своих проклятых тварях, не давая ни минуты отдыха, и еще эта жара! Гномам легче идти ночью, а отдыхать днем, но переростки днем отдыхать не дают! Не спать — это даже хуже, чем не есть. Они топчутся в этих лысых холмах третий месяц, ни воды, ни еды, ни добычи! Дошло до того, что приходится собирать какие-то гнусные колосья, а идти быстрее невозможно — когда перестаешь обращать внимание на преследователей, они нападают. Подло, трусливо, из засады! Нападают и сразу же откатываются, а спешно выстроенный боевой строй остается на раскаленной дороге.
Стрелы давно кончились, глупцы арбалетчики и не думали их беречь, новые достать негде. Теперь люди на своих тварях подскакивают к самому шарту и засыпают его стрелами. Сначала это казалось смешным — разве может стрела пробить хороший шлем?! Она и не может, но воины внешних рядов больше не могут поднимать забрала даже на привалах, а солнце превращает шлемы в орудие пытки!
Гросс с отвращением глотнул мутной воды, о пиве даже думать не приходится! Третий месяц крутиться в Коднорских холмах, и все из-за Пиноваца и бригштандеров! Сначала они клялись покончить с переростками, потом разбили лбы, доказывая, что нужно идти прямо в Феррерс, хотя до Торнэлла было много ближе, и что?! В Намбирском лесу их подстерегали бродячие деревья! Мерзкие, древние твари, кто мог подумать, что они живы до сих пор?! Кто мог подумать, что этому дубью плевать, что нет ни ожививших их эльфов, ни ублюдков Доаделлинов! Стоило передовым отрядам войти в чащу, как вокруг поднялся треск, именно такой, как рассказывал чудом спасшийся Фреймут, а потом на дорогу медленно выползли суковатые чудовища! Счастье, что живые деревья глупы и медлительны, иначе…
Маэлсехнайли передернуло от ужаса при воспоминании о медленно поднимавшихся облепленных омелой руках, надсадном скрипе, жарких, огненных глазках. Если б эльфийские прислужники догадались дождаться, когда шарт углубится в их лес, и перекрыть пути к отступлению, не спасся бы никто, но они успели вырваться. После этого Пиновац вспомнил об обходной дороге, и они пошли вдоль опушки проклятого леса, откуда раздавались жуткие звуки. Никто не хотел разбивать лагерь рядом с Намбиром, пришлось отступить за ближайшую гряду, а там караулил желтоволосый со своими ублюдками. Трусы не решаются нападать открыто, но их наскоки изматывают. Гросс нахмурился, вспоминая проглоченные оскорбления, он за них еще отомстит, но сначала нужно вырваться из Коднора.
Ознакомительная версия.
