Большинство жителей Арбонны так и не узнало ничего об этом. Маллин едва ли желал распространения слухов о своем неблагочестивом поступке, именно поэтому он, несомненно, не возглавил этот поход лично, а Эврард Люссанский едва ли пришел бы в восторг, если бы народу стало известно, как его выключили ударом по голове и доставили, будто мешок с зерном, назад, в замок, из которого он бежал в таком глубоком возмущении.
С другой стороны, рассказ о публичном раскаянии Соресины, о том, как она встретила поэта на коленях, с распростертыми объятиями, несомненно, разносится сейчас по всем замкам и городам. Эту часть истории Эврард будет изо всех сил выпячивать. Интересно, подумала Синь, уложил ли он все-таки эту женщину в постель? Это возможно, но не имеет большого значения. В целом, как это ни невероятно, похоже, эта история может закончиться к всеобщему удовольствию.
Однако это оптимистичное мнение не учитывало настроений и капризов эна Бертрана де Талаира, который по каким-то своим причинам в данный момент оказывал честь своим присутствием несомненно преисполненной благоговения молодой чете замка Бауд. Маалин де Бауд, как говорят, был человеком честолюбивым. Он хотел возвыситься, войти в круг сильных мира сего, а не оставаться запертым в своем горном гнезде среди овец, коз и террас с оливами фамильного поместья. Ну, сильные мира сего, или один из них, во всяком случае, сейчас приехал к нему. Маллину, вероятно, предстояло осознать некоторые последствия своей мечты.
Синь покачала головой. У нее не было сомнений, что во всем этом замешан какой-то глупый каприз. Бертран часто затевал самые безумные эскапады именно весной; она уже давно это поняла. С другой стороны, как она полагала, лучше пускай он занимается тем, что увлекло его на высокогорные пастбища у перевалов Аримонды, чем убийствами, как в начале этого года.
Во всяком случае, у нее не так много свободного времени, чтобы размышлять о подобных вещах. Ариана теперь правит Двором Любви. Синь предстоит разбираться с Гораутом, с опасным мирным договором, подписанным на севере, и еще с очень многими вещами. И ей придется теперь делать это в одиночку, руководствуясь только памятью — «жатвой и мукой моих дней» — о голосе Гибора в качестве руководства на все более узких тропах управления государством.
Среди молодых трубадуров и дворян появилась новая мода, и она даже подумала, что Ариана, возможно, ее одобряет: они теперь писали и говорили, что любовь жены к собственному мужу — это признак дурного воспитания и дурного вкуса. Истинная любовь должна свободно зарождаться на основе добровольного выбора, а брак никогда не заключается в результате такого свободного выбора мужчин и женщин в том обществе, которое им известно.
Мир меняется. Гибор посмеялся бы над этим новым самомнением вместе с ней и сказал бы откровенно, что он об этом думает, а потом обнял ее, а она запустила бы пальцы ему в волосы, и они доказали бы, что в этом молодые ошибаются, как и во многом другом, погрузившись в интимный, зачарованный, а теперь разорванный круг их любви.
Она отвернулась от окна, от реки внизу, от воспоминаний о прошлом и кивнула двум молодым девушкам. Пора одеваться и спускаться вниз. Робан уже ждет, со всеми неотложными делами настоящего, настойчиво требующими заняться ими, заглушая, словно грохот реки в половодье, шепот голосов вчерашнего дня.
Конечно, там, где он выбрал место для наблюдения, света не было, хотя на стенах площадки имелись крепления для факелов. Это было бы пустой тратой освещения: никому не нужно было подниматься по этой лестнице после наступления темноты.
Блэз устроился на одной из скамеек в оконной нише, ближайшей к площадке третьего этажа. Он мог видеть лестницу и слышать любое движение на ней, а сам оставаться скрытым от глаз любого, кто поднимался. Некоторые предпочли бы оставаться на виду, даже освещенными светом факелов, во время дежурства, чтобы их присутствие было явным и служило предостережением любому, вздумавшему подняться сюда. Блэз так не считал: по его мнению, лучше выявить подобные намерения. Если кто-то собирается пробраться в спальню Соресины де Бауд, пусть попробует, чтобы он мог увидеть и узнать, кто это такой.
Собственно говоря, он точно знал, кто будет этим человеком сегодня ночью, если такая попытка состоится, и Маллин де Бауд тоже знал, поэтому Блэз и стоял здесь на страже, а Ирнан, пользующийся не меньшим доверием и столь же не склонный болтать, стоял за стенами замка под окном баронессы.
Бертран де Талаир имел двадцатилетнюю репутацию исключительно решительного и находчивого человека на поприще совращения женщин. А также удачливого. Блэз не сомневался всерьез, что если герцог-трубадур Талаира ухитрится пробраться к постели Соресины, ему окажут совсем не такой прием, какой был оказан Эврарду Люссанскому в этом же году.
Он скорчил кислую мину, подумав об этом, откинулся назад и положил ноги в сапогах на стоящую напротив скамью. Он знал, что неблагоразумно устраиваться слишком удобно во время ночного дежурства; но он к этому привык и был убежден, что не уснет. В свое время ему приходилось охранять по ночам сотни различных вещей, в том числе и женские покои во многих замках. Охранять женщин, практически брать их под стражу по ночам, было делом обыкновенным в Горауте. Там нет ни намека, ни следа этого извращенного арбоннского обычая поощрять поэтов на ухаживания и таким образом возбуждать женщин. Сеньоры Гораута знали, как защищать то, что им принадлежит.
Блэз даже почувствовал — и старательно скрыл — удовлетворение, когда Маллин де Бауд, всю неделю наблюдая, как их выдающийся и широко известный гость очаровывает его супругу, попросил своего наемника с севера тайком организовать охрану комнат Соресины в последнюю ночь, которую предстояло провести эну Бертрану в замке Бауд. Очевидно, лысеющий, потрепанный поэт вроде Эврарда — одно дело, а самый прославленный сеньор Арбонны — другое. Поведение Соресины в последние несколько дней достаточно ясно это доказывало.
Блэз согласился выполнить поручение и поставил Ирнана на пост снаружи без каких-либо комментариев и с совершенно бесстрастным выражением лица. Дело в том, что ему нравился Маллин де Бауд, и он меньше уважал бы его, если бы барон остался в неведении или равнодушным относительно тех нюансов, которые возникли после появления среди них де Талаира вскоре после того, как Эврард снова уехал.
Что примечательно, и даже забавно, — все обитатели замка Бауд казались довольными после того рейда на остров Риан. Отчасти потому, что практически никто не знал об этом рейде. Что касается людей в замке и его окрестностях, они знали только то, что им следовало знать, как Маллин неоднократно подчеркивал в разговоре с Блэзом и коранами: что Эврард Люссанский заново обдумал свое положение и вернулся в замок в сопровождении группы лучших людей Маллина и наемника с севера, который командовал ими и обучал их в этом сезоне.
