Владимир Холкин - Авгур

Андрей не участвовал в разговорах, опасаясь, что его первым делом попросят показать «паутину». Он ждал всего минут пять, но уже начал терять терпение. Присутственные места всегда действовали на него угнетающе. Сразу начинало казаться, что очередь движется слишком медленно, и до закрытия никак не успеть. Причем, по закону подлости, тот, за кем ты занял, еще проскочит, а тебе предложат явиться завтра. И никаких уговоров слушать не будут, потому что ты для них — безликий баран из стада, который блеет под дверью и не дает спокойно работать.

И почему всех принимают в одном-единственном кабинете? Второй открыть не судьба? Хотя бы на эти дни, когда приперлось целое стадо… то есть, тьфу, толпа вчерашних выпускников? Нет, всех построили в одну очередь. Уроды, блин…

Он с ненавистью посмотрел на чиновницу, которая показалась из заветного кабинета. Эта канцелярская крыска имела желтый узор — но не золотистый или лимонный, а того отвратительно оттенка, который называют «поносным». Да еще и с налетом синевы по краям.

— Отойдите от двери, не загораживайте проход! — крыска пересекла коридор с таким суровым лицом, словно ей только что доверили коды доступа к межконтинентальным ракетам и приказали найти на карте Америку.

Очередь застряла надолго. С улицы подтягивались новые люди. Наконец, дверь в сто восьмой кабинет открылась, и оттуда вышел Миша Синявский — одноклассник Андрея и свежеиспеченный золотой медалист. Ну да, подумал Андрей, этот везде успевает. Наверно, ровно к десяти прибежал — или во сколько там контора начинает работать?

Мишка сверкал насыщенным зеленым узором с легкой примесью желтого. Он пробрался к столу у стенки и, не спеша, раскрыл солидную папку, чтобы положить туда лист бумаги, который только что получил. Очевидно, это и была та самая памятка, о которой вчера говорила мама. Пользуясь тем, что Мишка увлекся чтением, Андрей подошел поближе и заглянул медалисту через плечо. В правом верхнем углу был четкий оттиск: II (04). Ниже имелись унылые диаграммы, какие-то кружочки со стрелками и текст примерно на полстраницы. Шрифт оказался мелкий, и читать было трудно. Андрей разобрал загадочный оборот «коэффициент общественной деформации». Хрен его знает, что это должно значить…

Он искоса посмотрел на Синявского, но тот читал с таким упоением, словно раскопал неизвестный роман Стругацких. Андрей почесал в затылке и снова заглянул в текст. На этот раз внимание привлек «так называемый изумрудный императив», но тут из-за спины спросили визгливым голосом:

— Куда это ты уставился?

Андрей озадаченно обернулся. Рядом стояла канцелярская крыска и явно обращалась к нему.

— Что, простите?

— Я говорю, ты куда уставился?! — она пылала праведным гневом, и децибелы нарастали с каждой секундой. — Ты почему в чужую памятку смотришь?

— А что случилось?

— То есть, как это — «что случилось»?! Это строго индивидуальная информация, выдается под расписку с печатью! Да за такие вещи…

Крысиный писк раздражал Андрея невыносимо, доставляя физический дискомфорт. Рука опять зачесалась, и он машинально поскреб предплечье.

— Послушайте, — сказал он, — я все равно ничего не успел прочесть. И вообще, меня никто не предупреждал…

Он замолчал, заметив, что с крыской творится что-то неладное. Она разинула рот, а глаза буквально вылезли из орбит, как у мультипликационного персонажа. Андрей проследил, куда направлен ее очумелый взгляд, и мысленно чертыхнулся. Пока он чесал предплечье, рукав задрался, и краешек узора стал отчетливо виден. Как назло, мерцание усилилось, линии потемнели и, казалось, начали шевелиться.

— Ты… ты… вы… — крыска отступила на шаг и уперлась в стенку. — Зачем вы сюда пришли?!

— Как зачем? — слегка опешил Андрей. — А остальные зачем стоят? Печать поставить в паспорт, памятку получить…

— Вы что, издеваетесь?! С этим… с таким… — она не сумела подобрать слово. — Это не к нам вообще!

Он окончательно растерялся.

— А к кому тогда? В повестке написано — паспортный стол, кабинет 108…

— Повестки стандартные, их заранее напечатали! — ее прямо распирало. — Стандартные, слышите, для нормальных людей! Для нормальных! А вы?..

— Куда ж мне теперь идти?

— Да хоть в ФСБ идите! Такие вопросы без их санкции не решаются! Вы слышите, что я вам говорю? Уходите немедленно! Иначе я милицию вызову!

Она опять сорвалась на визг, и Андрей болезненно сморщился. Внутри поднималась злость — горячая, темная, заглушающая обычные мысли. Звуки начали искажаться, долетая словно из-под воды. Воздух загустел, с трудом протекая в легкие, а лампочки под потолком окончательно потускнели. Гримасы на крысином лице сменялись медленно и натужно, окончательно убеждая Андрея, что перед ним дешевая кукла из бездарного мультика — бусинки вместо глаз под приклеенными ресницами и резиновый рот, растянутый, чтобы имитировать речь. И еще Андрею послышался электрический треск — как тогда на школьном дворе, за секунду до визита мурены. Боясь, что опять застрянет в бесконечной секунде, он рванулся изо всех сил и заорал в лицо резиновой кукле:

— А ну, заткнулась, коза!

Время ускорилось, и Андрей мотнул головой, чтобы скорее преодолеть наваждение. Крыса, наконец, замолчала и теперь стояла, вжимаясь в стену.

— Так, — сказал он, пытаясь соображать. — В ФСБ, значит? Где они сидят, в курсе?

Бусинки глаз бессмысленно таращились на него. Кукла застыла, не желая выбираться из предыдущего кадра, и это еще больше разозлило Андрея.

— Быстро, б…!

— Тельмана, 23, — пролепетала она.

— Ясно, — сказал Андрей. — Вот туда и поеду. Делать мне больше нечего — у вас тут в очереди стоять…

Злость стремительно уходила, оставляя после себя неприятную пустоту. Он чувствовал, как по лбу стекают крупные капли пота, и постепенно осознавал, насколько дикой была произошедшая сцена. Сейчас Андрею казалось, что на его месте был совсем другой человек, который напугал несчастную крыску до полусмерти. И этот другой, прежде чем окончательно раствориться, нагнулся к чиновнице и раздельно проговорил:

— В следующий раз базар фильтруй, дура.

Крыска, жалобно заскулив, сползла по стенке на пол. Андрей медленно поднял голову. На него смотрели десятки глаз. Стояла мертвая тишина. Он повернулся, и люди попятились, давая ему дорогу. Сердце стучало, перед глазами плыли цветные пятна. Андрей поглядел на руку. Пульсация медленно угасала. Он глубоко вздохнул и быстро вышел на улицу.

Центральная аллея с кленами и каштанами давала густую тень, но даже это не спасало от палящего зноя. Увидев белую бочку с квасом, Андрей немедленно пристроился в очередь. Пить хотелось невыносимо — визит в крысиное логово вытянул из него последние соки. Мелочи хватило как раз на большую порцию. Андрей отошел в сторонку и с наслаждением отхлебнул. Квас приятно шипел. Стакан был огромный, объемом чуть ли не в литр. Тонкий пластик опасно прогибался под пальцами, и держать приходилось двумя руками.