— Еще Ливия и Дик.
— Зачем они?
— Дик водит все, что летает. У него врожденное чувство полета. Как у драконов. А Ливия мне не простит, если опять ее оставим.
— Почти вся наша компания. Нет только Лиры и Уголька.
— Они же были в разное время. Если хочешь, пригласим и их.
— И ты Брут?
Поравнявшись с наблюдательной вышкой, Скар скрутил ей руки и правую ногу за спиной и положил поперек лошади. На центральной площади их встретили радостными криками. Даже женщина, прикованная наручниками к кольцу на верхушке столба, видимо наказанная, подпрыгивала, пытаясь рассмотреть Сандру. Баба Кэти принесла молока, Скар приподнял девушку, и Сандра жадно выпила всю кружку.
— След, ты был прав, — закричал Скар. — Она как очнулась, меня увидела и говорит: «Ты самый лучший, самый хороший, не надо мне твой ошейник, я и так вся твоя.»
Сандра покраснела от досады. Скар заметил это, поднял за волосы ее голову и продемонстрировал всем пунцовую физиономию.
— Скромная. Стесняется! — оживленно загудел народ.
— А еще, знаете, что она сказала, — продолжал Скакр. — Самый сильный может всегда говорить правду. Врут только слабаки. Каково, а!
— Так его же тогда любой дурак побьет.
— Кто его побьет? Он же самый сильный.
Разгорелся спор.
— Постой, Скар, — перебил его старик на костыле. — Она тебя за эти дни пыталась обманывать?
— Вроде, нет.
— А ты, девка, действительно это сказала?
Сандра прогнулась, пытаясь взглянуть на спросившего, и стукнулась макушкой об его подбородок.
— Ты что, не веришь моему хозяину?
— Смотрите, она его защищает!
— И на самом деле отказалась от ошейника? — продолжал старик.
— Да. И вообще, Игра была нечестной. Фиг бы меня кто нашел, если бы не красная одурь. А вы еще мне руки связали. Так только трусы делают.
— Скажи еще что–нибудь умное — приказал Лось.
Сандра взглянула на Скара. Тот одобряюще кивнул.
— Гомо гомини люпус эст! — сказала Сандра.
— Древний язык! — пришел в восторг старик. — Как же это… Человек, волк…
— Человек человеку волк, — подсказала Сандра.
— Точно. Скар, хочешь дам один совет? Да нет, все равно ты так не сделаешь. Ты сейчас слеп и глух.
— Говори.
— Ты, конечно, так не сделаешь. Молодежь редко слушает стариков. Пытаются жить своим умом. Хотят сами набить шишек. Ну ладно, поступай, как хочешь. Я скажу, а ты сам решай. Ты хочешь остаться самим собой?
— Да.
— Тогда отрежь ей язык. Или голову. А ты, девка, запомни: даже самому сильному ложь сберегает силы и время.
Все стены кают–компании были увешаны голографиями внеземных станций, пейзажами Луны, спутников Юпитера, видами на кольца Сатурна. Рядом висели карты и фотографии из космоса Земли и Сэконда. Любой желающий мог записаться у Сэма на экскурсию по наиболее интересным базам. Правда, сначала он должен был сдать экзамен по эксплуатации скафандра, пройти медицинское обследование и кучу других неприятных процедур. Несколько станций, в том числе орбитальная Сэконда, были закрыты для экскурсий всвязи с аварийным состоянием и ремонтом. Никого это особенно не огорчало, так как, одев шлем сенсовизора, можно было совершить путешествие по любой станции, не выходя из кают–компании. И все же, люди стремились своими руками пощупать лунный грунт, поднять камень с Марса. Никого уже не удивляли группы из десяти–пятнадцати человек, прогуливающихся вечерами в космических скафандрах по берегу речки. Все знали — очередная группа экскурсантов сдает экзамен.
На орбитальной Сэконда трудилось больше четырехсот ремонтных киберов. Сорок пять из них под руководством Кима восстанавливали шаттл. Дело шло медленно, и с каждым днем Ким мрачнел все больше и больше.
— В чем дело, Ким, — спросил однажды Сэм.
— Микротрещины. Усталость материала. В нем полно предварительно напряженных элементов, а у них время жизни ограничено. Лет триста–четыреста.
— Замени.
— Легче новый сделать. Не то говорю. Это и будет — новый.
— А так — совсем плохо?
— Совсем. Корпус потерял жесткость. При полете в атмосфере может начаться вибрация. От перегрузок крылья отвалятся.
— Ким, просчитай все. Нам же только сесть надо. Назад по нуль–т уйдем. А я подумаю над оптимальной траекторией спуска.
Вечером Анна вышла на берег речки, прилегла на траву и наблюдала, как в воде полощется зеленый дракон.
— Вы что–то хотите сказать, магистр? — дракон расположился на берегу метрах в трех от Анны.
— Да, леди Кора. Тьфу, не люблю этот официальный тон. Кора, почему ты меня избегаешь?
— А почему должно быть иначе?
— Спасибо за честный ответ. Еще один вопрос, и я уйду. Ты имеешь против меня что–то личное, или…
— Или.
— Тогда ты просто тварь жестокая, прости за прямоту! — звенящим от обиды голосом выкрикнула Анна.
— Кто дал вам право меня оскорблять? — хвост Коры нервно дернулся.
— Кто? Вот кто! — Анна рванула от ворота платье, обнажив татуировку. — Узнаешь?
— Это — я..? Зачем вы это сделали?
— Я это сделала, потому что меня привязали к столу и забыли спросить. Хочешь знать, кто это сделал?
— Афа не мог…
— Тогда посмотри на другого, — Анна сорвала платье и повернулась спиной, демонстрируя вторую татуировку.
— Я помню эту модель. Первая модель с удачной кинематикой. Все равно не могу поверить. — Кора села на хвост. — Что вам от меня надо, магистр Анна?
— Да ничего мне от тебя не надо. Думала, две бабы всегда поймут друг друга. Я двадцать лет гордилась татуировкой. Считала себя наполовину драконом. Хотела распросить, каким был Мастер в бытность человеком, рассказать, что с ним случилось за эти годы. Извини за беспокойство, я пойду.
— Анна, простите меня. Я ничего не понимаю в этом мире. Он так изменился. Анна, вы должны мне все рассказать. Эта татуировка — бесспорное доказательство, но чтобы Афа мучил женщину без ее согласия… В голове не укладывается.
— Мир?
— Мир.
— Тогда расскажи, что тебя так удивило?
— Понимаете, он считает жизнь и свободу воли высшими ценностями. Даже жизнь врага. Нет, он не уклоняется от боя. Однажды я видела, как он в две секунды голыми руками одолел рыцаря. Но вообще — он настолько выше всей этой политической возни, настолько сильней и предусмотрительней, что у нас даже с церкачами не было ни одного столкновения. Он как–то сразу подчинил их, даже не понимал опасности церкви. Простите.
