Ознакомительная версия.
Из оцепенения Годара вывел елейный женский голос:
— Дамы и господа, а не выпить ли нам за здравие всех витязей, когда-либо собиравшихся за этим столом?..
Все оживились. Годар почувствовал, как его пощипывают украдкой взглядами. Полилось шампанское. Синий витязь — парень по имени Стивен — пошутил неожиданно бодро для своего болезненного вида:
— Дорогая Джейн, ваше предложение мы отточим до афоризма, запротоколируем и будем читать его изо дня в день, как молитву. Надеюсь, в ближайшие пятьдесят лет чтение молитвы останется привилегией сегодняшнего офицерства.
— Вы хотите сказать, что проходите пятьдесят лет в сотенных? — ввернул кто-то из витязей. — Не думал, что у вас паралич честолюбия.
Стивен разулыбался, расправил свою незадачливую фигуру и двинул в ход представление о собственной значимости:
— Давайте, дамы и господа, встанем для серьезности момента. Итак… — он выждал паузу, приспустив на пару секунд дряблые веки. — Думаю, мы с вами достаточно умны, чтобы не бряцать пустословием. Но кто, если не мы, господа? Кто, если не мы? Предлагаю осушить бокалы в тишине, не сдвигая их. Пусть каждый прочувствует свое место в завтрашнем дне.
Синий витязь опять приспустил веки, как бы дирижируя торжественной минутой. Но тишину нарушил офицер с зеленой лентой.
— Вы сами не представляете, как точно ухватили злобу времени, — сказал он, повернув к Стивену голову, и Годар увидел знакомый прищур глаз — только других: больших, темнозеленых. Сквозь загар на мужающем лице витязя проступили красные пятна. — Никто не знает, каким будет завтрашний день, но если прочувствовать в нем свое место, если осознать меру личной ответственности, жизнь предоставит нам шанс на будущее. Из концентрированного, сжатого МИГА мы возьмем в будущее только то, что причитается, не позарившись на дареное или свалившееся с небес. И уж тогда, в будущем, мы прочувствуем свое место по второму разу. И это будет — настоящая жизнь.
— Ну почему же, пусть не минуют нас и подарки судьбы. Нельзя жить без мечты о чудесном. Вы, Мартин, сами такой чудесный, славный. Невозможно предугадать, что вы скажете в следующую минуту, — сказала увещевающе Джейн и натянуто улыбнулась.
— О, да! — подхватил нить собственной мысли Стивен. — Я вижу, здесь собрались, наконец, дельные люди. После первого же бокала потекли речи государственной важности. Кстати, уже поступило предложение вести протоколы. Возвышенность и непредсказуемость — следствия хорошо организованного мыслительного процесса, а посему его следует фиксировать для истории. Авось ход истории выпрямится и самоорганизуется, не так ли, Аризонский? У кого-нибудь есть перо и бумага? — невозможно было понять, шутит ли Стивен или говорит всерьез.
— У меня есть бумага, — наивно сообщила Джейн, — я буду вести протоколы, — она и вправду записывала что-то в блокнот шариковой ручкой, чем, пожалуй, озадачила Стивена.
Годар не сводил глаз с Мартина Аризонского. Тот, заметив его любопытство, поймал его взгляд и вежливо улыбнулся. Смущенье и взволнованность, прикрытые хорошо контролируемой сдержанностью, делали лицо Зеленого витязя открытым, полным искренности. Глубина его взгляда была поистине бездонной, и сокровища, которые там, несомненно, скрывались, предстояло еще обнаружить. А до той поры предстояло довольствоваться ощущением, будто витязь прост и открыт.
Речь витязя была небогата интонациями, могла на первый взгляд показаться монотонной, но внутри скромного ритмического рисунка что-то такое тикало, предвещая невиданную силу мысли. Это настораживало сослуживцев, а порой и завораживало. Упругий ветер, дрожащий, как натянутая струна, жил в этом голосе и короткими порывами, продолжающими друг друга или набегающими один на другой в русле единого порыва, доносил до каждого всегда свежую мысль.
Мартин, осушив бокал, сел на свой отставленный стул, высвободившись тем самым из светового колпака. Он вновь закурил и положил вытянутую руку с мундштуком на спинку соседнего стула — совсем, как то Мартин, которого Годар видел днем.
С трудом дождавшись момента, когда деловую часть банкета стала рассеивать светская беседа, Годар подсел к Аризонскому. Тот приветливо протянул ему портсигар. Годар взял папиросу и закурил машинально.
— Не в этом ли дворе вы живете, уважаемый? — спросил он, заметно волнуясь.
— Да, в одном из домов рядом с казенным заведением. А что, случилось что-нибудь?
— Я, кажется, вас обокрал, — потрясенно произнес Годар.
Зеленый витязь смотрел на него с легким недоумением и огромным участием. В глазах его мелькнула затаенная боль, с которой Годар уже познакомился днем.
— Я у вас брился, завтракал, расхаживал по городу в вашем костюме. Я даже подслушивал ваши изречения и запоминал характерные манеры.
Дальше Годар рассказывал все сначала и по порядку, начиная со своего загадочного появления на территории Суэнского королевства, а когда дошел до знакомства с Мартином Аризонским, Зеленый витязь, зажав ладонью рот, прыснул, как мальчишка, и вытер рукавом слезы. Но когда Годар стал передавать подробности беседы с дневным Мартином, ночной Мартин призадумался и опечалился. Теперь он отмечал высказывания дневного Мартина саркастической полуулыбкой; когда же Годар упомянул про кота, Аризонский воскликнул:
— А вот кота у меня нет! Он его как то называл?
— Кажется, кота звали Нориком.
— Я так и думал! Вы имели дело с королевским шутом Нором.
— Гм… Откуда он вас знает?
— В маленькой стране все между собой знакомы — чаще шапочно. Все, или почти все.
— Мне показалось, он знает вас близко.
— Этого только не хватало. Нор уже хозяйничает в моей квартире!
Мартин, вспылив, прищурился как тот, дневной Аризонский, но, заметив огорчение на лице Годара, улыбнулся простой сердечной улыбкой, какой дневной Аризонский не владел. У того все получалось чрезмерным. Годар нисколько не сомневался, что настоящий Мартин Аризонский перед ним, и когда тот полез в карман за удостоверением, порывисто придержал его руку.
— Я верю. Утром я верну вам костюм и все остальное. Я оставил ваши вещи в квартире, которую мне нанял департамент — это в двух кварталах отсюда. Хорошо, что мошенник не сумел уговорить меня взять ваши деньги.
— Что вы, и не думайте ничего возвращать! У меня дюжина костюмов, я их все и не помню! — выпалил скороговоркой Аризонский и, осекшись, заглянул Годару в глаза с виноватой улыбкой. Он мягко пояснил: — Видите ли, в чем дело… В здешнем краю одежда. едва начав выгорать, стремительно ветшает. Поэтому уважающие себя суэнцы имеют обширный гардероб. Гардероб у нас — самая ценная часть состояния. Знатный суэнец может жить без крова, но не позволит себе появиться в черте Скира в подпорченном костюме. Кстати, вас не извел английский воротник? Думаю, этот разбойник нарочно вас так разодел. В моем гардеробе были и повседневные костюмы.
Ознакомительная версия.
