— Эх, жаль, "Джипик" мой сломался, — шумно вздохнул майор.
— Боюсь, князь Григорий не понял бы юмора, если бы царевна прибыла к нему на "Джипике", — заметил Рыжий. — В общем, старайтесь с дороги никуда не сворачивать, и все будет в ажуре. Я вам дам провожатого, который не только доставит вас к месту назначения, но и поможет решить как наши, так и ваши проблемы. — Рыжий многозначительно глянул на Дубова. — Да-да-да, в том числе и с поимкой господина Каширского. Всего дотуда пути двое суток — если завтра поутру отправитесь, то послезавтра к вечеру окажетесь на месте. Ну, если не очень торопиться, то можете еще и часть третьего дня прихватить.
— А как по-вашему — лучше торопиться, или не спеша? — спросила баронесса.
— Не спеши, а то успеешь. Тише едешь — шире морда, — смачно заявил майор Селезень.
— По существу я присоединяюсь к мнению майора, — кивнул Рыжий, — хотя и не в столь инфернальной форме. В общем-то спешки особой нет, ведь князь Григорий не ставил каких-то определенных сроков. Но, конечно, и особо медлить тоже не стоит. В этом вопросе вам лучше всего положиться на провожатого, с которым я вас познакомлю утром. А сейчас я посоветовал бы вам отправиться ко сну — завтра вас ждут великие дела.
— Жаль только, что я так и не довел до конца дело об убийстве, — вздохнул Дубов, подымаясь из-за стола.
— Ну ничего, когда вернетесь, тогда и доведете, — утешил его Рыжий. — А нет — тоже ничего страшного.
"Интересно, в каком смысле ничего страшного — что не доведете или что не вернетесь?", усмехнулся про себя Дубов.
Ночь перед отъездом, в отличие от предыдущей (а тем более позапрошлой), оказалась для наших путешественников вполне благополучной — во всяком случае, их покой никто не потревожил, и утром они чувствовали себя готовыми к новым головокружительным приключениям.
Сразу же после завтрака Рыжий повез своих гостей к царскому терему, перед парадным входом которого уже вовсю шла церемония прощания с царевной. Царь Дормидонт, представительный седовласый мужчина в роскошном пурпурном одеянии и в золотой короне, слегка съехавшей на одно ухо, прощался с дочкой Танюшкой — высокой вертлявой девицей явно не первой молодости. Она была одета в скромное серое платье, какое в Царь-Городе носили многие женщины, и лишь аляповатый брильянтовый перстень выдавал ее происхождение и состояние.
Мизансцену достойно довершала массовка — благообразно-длиннобородые бояре, нарумяненные боярыни и стрельцы, ненавязчиво отгонявшие простой народ, пришедший разделить со своим Государем горечь утраты.
— Прощай, дщерь моя ненаглядная, — нараспев говорил Дормидонт Петрович. — На кого ж ты меня, понимаешь, покидаешь? Светик мой ясный, на кого ж ты отцветаешь ?!
— Не плачь, батюшка, не плачь, родимый, — голосила в ответ Танюшка. — Не навек расставаемся, не навек разлучаемся. — При этом, как показалось Наде, царевна хитро подмигнула Рыжему, который, скорбно склонив голову, наблюдал за происходящим.
— Вся эта сцена напоминает мне какой-то мексиканский телесериал, — вполголоса заметил Дубов. — Только не помню какой. Что-то вроде прощания Луиса Альберто с Просто Марией.
— Скорее, что-то бразильское, — оценивающе оглядев сцену, пробурчал Селезень.
Государь трижды крепко расцеловал Танюшку и, ссутулившись, шаркающей походкой поплелся в свой осиротевший терем.
А Танюшка, встав посреди площади, низко поклонилась на все четыре стороны и села в роскошную позолоченную карету, запряженную тройкой белых коней. Следом за царевной туда влезли еще несколько человек, и экипаж тронулся, сопровождаемый напутственными рыданиями бояр и простого народа. Боярин Андрей по такому случаю даже снял свой огромный крест и принялся усердно им размахивать.
— Ну все, пора и нам, — сказал Рыжий, когда пыль улеглась и народ, поняв, что представление закончилось, начал понемногу разбредаться.
В карете Рыжего находилось новое лицо — невзрачного вида человек средних лет, одетый в точно такой же "ямщицкий" кафтан, какой был на кучере в царевниной карете.
— Это и будет ваш провожатый, — представил его Рыжий. — Официально — царский возница, а де-факто — тот самый колдун, который поможет вам, госпожа Чаликова, сохранить вашу девичью честь, а вам, господин Дубов — справиться с нашим общим приятелем Каширским. Так что прошу любить и жаловать — господин Чумичка.
— Ха-ха! — проскрежетал господин Чумичка. — Уж дайте мне добраться до этого Каширского...
— А что, у вас с ним свои личные счеты? — смекнула Чаликова.
— Да-да, и это тоже, — торопливо сказал Рыжий. — Но об этом Чумичка вам расскажет по дороге, если, конечно, пожелает. А сейчас нам пора ехать. И, пожалуйста, не удивляйтесь, чему бы ни пришлось вам стать свидетелями через каких-нибудь полтора часа.
— Есть ничему не удивляться! — громогласно отрапортовал Селезень.
Вскоре карета проехала сквозь городские ворота, но не с той стороны, откуда наши путники вошли в Царь-Город, а с противоположной. Василий, однако же, заметил, что охраняли их те же самые стрельцы, только на сей раз они были куда вежливее, чем два дня назад, и даже пожелали счастливого пути.
Дорога, ведущая на запад от Царь-Города, поначалу оказалась и шире, и изъезженнее, и многолюднее, чем та, по которой Дубов и его спутники добирались в город от Горохового городища. Рыжий охотно пояснил:
— По той дороге вообще никто не ездит и не ходит. Считают, что в районе Холма Демонов водится нечистая сила, а дальше — край света, где обитает страшный и прожорливый Змей Горыныч, который поедает всех, кто приблизится к его владениям.
— Бабкины сказки! — вновь заявил майор Селезень. Видимо, все чудеса последних дней не произвели на него никакого впечатления.
— Сказки-то сказки, но когда мои люди узнали, куда нужно отправляться за вашим "Джипиком", Александр Иваныч, то поначалу отказались наотрез. А ведь
они далеко не робкого десятка. И только личный пример моего помощника Борьки заставил их туда идти. А что поделаешь — вековые предрассудки! Это ведь не крапива, их так просто не выполоть.
Вскоре огороды и ветхие избы по обеим сторонам дороги стали встречаться все реже, а затем перелески, перемежавшиеся возделываемыми полями, перешли в густой лес, подступивший к тракту сначала с одной, а затем и с другой стороны.
Через час с небольшим дорога сделала очередной изгиб, и взору путников открылся ее прямой участок, вытянувшийся через дремучий лес, будто тонкая струнка. Теперь было видно, что за версту вперед, поднимая пыль, кто-то едет.
