Сам лазутчик не видел, но говорят, что после штурма над городом висела такая туча воронья, что казалось: сама по себе она — живое существо. Не пожалели ни детей, ни женщин, ни стариков. Только горы камней да обгоревшие кости остались от некогда процветающего города. И кроме самой Марионы все остались довольны. Купцы из прочих городов — понятно почему, рыцари пограбили неплохо, а простой люд, как обычно, просто позлорадствовал над чужой бедой. Ведь когда знаешь, что кому-то пришлось гораздо хуже, чем тебе, на душе легче становится и жить веселее.
Кстати, по поводу простого люда лазутчик особливо заострил наше внимание. Король, похоже, сделал все, чтобы горожане и смерды его любили более, нежели своего отца кровного. Да и ничего особенного делать тут не надо. Только говорить всем, что народ он любит более, чем себя самого, побольше казнить на площади богатых и знатных людей, коие пьют народную кровь, да регулярно кидать щедрые подачки.
Ну, еще слухи всякие запускать. Это дон Лумо умеет, у него и моим кардиналам-сподвижникам поучиться не грех. Можно еще по городу в простой одежде походить, да так, чтобы тебя все равно признали. Подсобить ремесленнику, пожалеть пожилую торговку, утереть сопли мальцу. Глядишь, и народ уже тебя чуть ли не на руках готов носить. А народ — эта сила страшная.
Что же касается знатных людей, то тут таким балаганом не отделаешься. Тут надо вольности старые вернуть, что торгаши, стоявшие у власти после смерти короля, поприжали. Опять же, возобновил король и древний обычай приносить рыцарскую присягу не только своему господину, а еще и королю. Разница в этом велика. И не будет такого, что вассал моего вассала — не мой вассал. Все — вассалы короля. А помимо сего начал король и еще более мудрое дело: свое регулярное войско на основе талбекской гвардии создавать. И откуда он такой взялся, умный и проницательный? Тут я и сам поверю, что его Темный послал нам всем на погибель, не иначе.
Соглядатай еще очень долго говорил своим медоточивым голосом, рассказывал о реформировании системы податей, о начале переписи населения королевства, о судебнике, коий король, якобы, сам составляет. Не преминул он и подробно описать церемонию коронации на третий день еретической Пасхи, что проходила в талбекском соборе. И то, как смиренно попросил король возложить на него королевский венец мальчика-простолюдина, коий случайно (случайно ли?) оказался в храме. Так государя короновал сам народ.
Но для меня эти речи были уже не более, чем досадный, назойливый шум. Я будто бы провалился в сладкий, успокаивающий сон, а какая-то мерзкая муха, невесть как залетевшая в мои покои, надсадно жужжала над ухом, и не было сил проснуться, кликнуть слуг, чтобы они убили мерзкую тварь. И мне было все равно, что этот соглядатай загнал насмерть трех лошадей, чтобы побыстрее добраться до Авиньо. Мне было абсолютно не жалко трех других соглядатаев, которых выловил, аки рыбок в пруду, коварный дон Лумо. Мне никого не было жалко, кроме себя самого.
И это было правильно, это было справедливо. Я и так уже знал, о чем будет рассказывать наш лазутчик. Потому что я и донесения его читал, да и сам представляю, что мог сделать в своей вотчине человек, коий за одну ночь, пусть и не только своей собственной волей, истребил половину саранской знати и при этом остался жив.
Я поднял руку, обрывая разглагольствования медоточивого лазутчика, от коих у меня уже в горле запершило.
— Спасибо, сын мой, ты славно поработал на благо родного королевства и на благо нашей любимой матери, Вселенской Церкви. Ты получишь щедрую награду за свои труды. Однако, напоследок, я бы хотел задать тебе один вопрос…
Соглядатай весь превратился в слух, и я увидел, как он весь подобрался, напрягся, вестимо ожидая подвоха.
— Скажи мне, сын мой, а ты сам видел короля Сарана?
— Видел… ваше высокопреосвященство. — Он будто хотел еще что-то добавить, но промолчал.
— Каков же он, наш враг?
— Он, ваше высокопреосвященство, выглядит как самый обычный человек. Он не низок и не высок, волосы его когда-то были подстрижены как у братьев-воинов, но сейчас отросли весьма. Цвета они черного. Телосложения король крепкого и мускулистого. Говорят, каждое утро перед трапезой он во дворе тренируется со своей стражей. С людьми он держится просто и открыто, часто улыбается. Так вот и не скажешь, что злодей и душегуб. И этот самый….
— Губитель сего мира в облике людском, — закончил за него я.
— А нет ли у него каких-либо особых примет: родимых пятен на видном месте, к примеру? — это уже спросил кардинал Орсиньо. Понял, похоже, куда я клоню.
— На видном месте нет, ваше высокопреосвященство, но на лице шрам есть от меча. Застарелый, но от того не менее заметный. Более никаких отличительных знаков он не имеет на видных местах.
— Братья мои, — это уже я обратился к кардиналам. — Есть ли у нас еще вопросы к этому почтенному и честному сыну святой нашей матери Вселенской Церкви?
Кардиналы отрицательно покачали головами. Ну, слава Всевышнему, отмучились. Соглядатай припал к моей руке, я осенил его крестным знамением и отпустил с Богом. Соглядатай торопился, ему надо было успеть в канцелярию до обеда, дабы ему был выдан вексель на предъявителя. Сие было новым для наших земель, потому как пришло не далее как два года назад из моей родной Феррары, но способ сей надежен и гарантирует сохранность денег в дороге. А получить их можно в любом месте, где есть торговое представительство италийских торговых концессий.
После того как ушел соглядатай, торопившийся получить причитающееся вознаграждение, я велел Орсиньо собрать в библиотеке всех близких мне людей, коих было сейчас в Святом городе более десяти. Сам же я отправился в храм, где до самого обеда стоял перед алтарем и молился про себя.
И молил я Господа только об одном: чтобы наш враг не успел как следует подготовиться к войне. Слишком уж медленно все происходит в этом мире, слишком медленно. В лучшем случае через месяц в Арле, столице королевства, что стоит на полноводном Луре, соберутся Генеральные штаты[13]. Еще спустя месяц, в Труа, я соберу Вселенский собор и уже там, с амвона[14], провозглашу священный Крестовый поход против саранских еретиков.
Думаю, что наиболее знатные люди королевства будут оповещены заранее, так что к концу лета — началу осени мы сможем объявить место общего сбора. Конец лета… Враг уже успеет снять большую часть урожая. Мы пойдем по голым полям, вместо того чтобы их сжигать. Это скверно. С другой стороны, мы сами будем хорошо подготовлены к длительной осаде. И вот еще что. Необходимо уже сейчас начать тайные переговоры с правителем Каррлдана. Кто у них там все решает? Глава магистрата?