— Не надо! — взвизгнула девушка, совсем забыв о непробиваемых симбионтах и, понимая, что крик опаздывает, оттолкнула вора в сторону.
Лезвие сместилось от командира к старику, который тут же схватился за живот и громко застонал, осев на пол. Вета запнулась за его ноги и на какую-то долю секунды оказалась в центре бешено крутящейся сферы. Её завертело на месте, как юлу, и вдруг она пропала.
— Мать твою, выродок Хаоса! — проревел Олег, сшибая Валентина с ног тяжёлым ударом. — Не в тот час ты родился на свет!
Вор налетел на стол, и, потеряв сознание второй раз за сутки, сполз на пол, выронив окровавленный нож. Мартин упал на колени перед стенающим стариком, всё ещё не веря в происходящее. Дрожащими пальцами он жал на пуговицы, включая режим лечения, затем расстёгнул плащ и накрыл им страдальца.
— Свяжи этого ублюдка, Олег… — нервничая, он начал картавить. — Посмотги, что он наделал… Нужно было убить его… Что будет, если Он умгёт, а?
Здоровяк хмуро склонился над богом, оставив сферу, очертания которой начали понемногу бледнеть.
— Нет, Олег! — крикнул Бертран. — Я должен вернуть её, держи точку входа открытой столько, сколько сможешь!
Он прыгнул в искривлённое пространство, понимая, что не успевает: девушка уже далеко, крик её затихал с каждой секундой.
Глава 10
Иветта. Старые долги
«Иветта, Лизетта, Мюзетта, Жанетта…»
«Соломенная шляпка», текст Б.Окуджавы
«Это сон. Сон. Как давно я не видела этих снов… Какая нежная музыка!»
Длинный стол, уставленный блюдами и кувшинами, уходил в глубь светлой широкой залы. Гости в бархатных беретах, склоняли головы, качая перьями, едва взгляд падал на них, дамы приветственно кивали высокими причёсками, снова принимаясь за болтовню и пищу, как только она отворачивалась. Красивые девушки с распущенными волосами в длинных платьях подливали вино, подносили тарелки.
С невидимого потолка непрерывно сыпались розовые лепестки, не долетая до столешницы, они растворялись, зато пол был устлан ими в три слоя. Мутный воздух сладко благоухал цветами. Вета повернулась вправо и увидела с десяток музыкантов у каменной стены, густо увитой плющом. Зелёные кафтаны непривычного покроя сочетались с шутовскими колпаками и лёгкими кожаными сапожками. Руки ловко орудовали скрипками, лютнями, губы — флейтами. Сказка оживала на глазах.
Пурпурный лепесток мягко спланировал на колени, присоединившись ещё к нескольким в складках длинного белоснежного платья. Босые ступни холодили гладкие деревянные ступени. Вета попыталась встать, чтобы оглядеться, но её остановила чья-то рука:
— Не вставай. Гости могут подумать, что ты чем-то недовольна.
Голос принадлежал мужчине слева, что восседал на высоком деревянном троне. Густые чёрные волосы до плеч украшала золотая корона, на широкой груди, облечённой в изумрудную рубашку, покоился тяжёлый медальон.
— Ты кто? — удивилась она, разглядывая бледное скуластое лицо, бороду и сверкающие, словно звёзды, глаза, что переливались то синим, то зелёным.
— Царь Ольши, — широко улыбнулся он, показывая крупные белые зубы. — Я вижу, тебе скучно. Эй, музыканты! Сыграйте-ка что-нибудь весёлое!
И тут же грянула такая задорная разухабистая мелодия, что Вета с трудом удержалась, чтобы не пуститься в пляс, как некоторые гости — кавалеры выскочили из-за стола и принялись кружить дам по залу, образуя пары, цепочки, хороводы.
— Где это я? Как я сюда попала? — забеспокоилась девушка, оглядывая своё шелковое платье с длинными рукавами и ощупывая пушистый венок на голове.
В памяти мелькала только кухня, отведённый нож, вскрик старика и провал… куда-то в холодную воду, как тогда, на озере… и чьи-то руки несут куда-то… свет…
— Я вижу, ты голодна, — царь хлопнул в ладоши, и тут же тоненькая девушка протянула широкий поднос с печёной птицей, обложенной яблоками и виноградом.
— Мне бы домой… — пробормотала Вета, отодвигая предложенную пищу. Такое странное гостеприимство настораживало.
— Хочешь обидеть нас? — нахмурился государь, сведя чёрные брови. — Сядь и отведай, повара постарались на славу.
Видя, что гостья никак не решается, служанка взмолилась:
— Останьтесь, хоть на минуточку! Мы так ждали Вас, так ждали!
Голос девушки был таким искренним, обволакивающим, что Вета уступила и села обратно, на трон, угостившись кроваво-красным яблоком.
Царь довольно улыбнулся.
Когда пространство перестало выкручивать, словно мокрое бельё, что отжимает прачка, Бертран рискнул открыть глаза и тут же рухнул на поляну, залитую оливковым светом. Высоченные сосны чередовались с могучими дубами, закрывая полуденное, отчего-то мрачное небо. С разлапистой ели, затрещав, вспорхнула сорока.
— Идём, — сипло прокаркал кто-то рядом.
Поднявшись, Бертран увидел сгорбленную старуху, закутанную в настолько тонкую ветошь, что сквозь дыры виднелось дряхлое тело. Белые космы, закрывающие сморщенное лицо, из-под капюшона небрежно вырывал ветер.
— Ты кто? Ведьма?
— Торопись, рыцарь, — ответила бабка, — с минуты на минуту царь поднесёт ей кубок с зельем. А потом будет поздно. Ступай за мной.
Кардинал поспешил за шустрой старухой, ныряющей между стволами с приличной скоростью. Они достигли опушки леса, где жёлтыми пеньками светлела просека, и остановились. Спустя мгновение на широкой проплешине появился босой дровосек в старой грязной рубахе и серых портках. Бросив на траву верёвку и сняв с плеча тяжёлый топор, он примерился к небольшому платану, поплевал на ладони и принялся рубить. Бертран так и смотрел бы на него, если бы старуха не ткнула его в бок, кивнув головой на фигуру, что высилась в тени, опираясь на вековую сосну, и задумчиво разглядывала крестьянина. Незнакомец вдруг вышел на свет и легонько толкнул шершавый ствол. По всему лесу раздался оглушительный треск, свист, но дровосек, даже обернувшись, не успел отпрыгнуть в сторону — ему придавило ноги. Просеку огласил мат и вопли боли, страдалец силился приподнять тяжеленное дерево, но ничего не выходило. Прождав минут десять, пока у жертвы иссякнет надежда, фигура подобралась ближе, оказавшись богато одетым чернобородым мужчиной в золотой короне.
— Что, голубчик, не повезло тебе сегодня? — деловито поинтересовался он у крестьянина, наклонившись над ним.
— Добрый господин, помоги, сделай милость! — взмолился мученик. — У меня жена дома на сносях, пропадёт ведь одна-то… А я уж не забуду, Ваша милость, буду тебе служить до самой смерти! Ох, больно-то как!.. Только помогите…
