– Раз так, зачем останавливаться?
– На месте, где совершилось чудо? – хмыкнув, хозяин каравана загадочно улыбнулся:
– Ну конечно же, в надежде, что нечто подобное произойдет с кем-то еще!
– Да! – Лина схватилась за эту мысль как за веревку в сердце метели. А потом вдруг проговорила: – И было бы неплохо ему немного помочь.
– О чем это ты? – резко повернулся к жене Лис, который уже собирался идти, руководить установкой шатра.
– Небожители совершили чудо для Евсея, – улыбаясь, продолжала та. – Почему бы нам не сделать что-нибудь для тех, для кого мы как боги?
– Ты говоришь о рабах? – мужчины поняли ее, хотя слова караванщицы совсем недавно показались бы, по меньшей мере, странными: сравнивать себя с богами! Но в нынешний день никто просто не обратил на это внимание. Даже Евсей, обычно такой чувствительный и трепетный в отношении всего, что касалось небожителей, восприняв все как само собой разумеющееся, лишь уточнил:
– А что мы можем? Освободить их?
– Конечно, это стало бы исполнением самой их заветной мечты… Однако, – поджав на миг губы, хозяин каравана качнул головой, – не думаю, что боги ждут от нас именно этого.
– Скажи просто, что не хочешь терять рабов.
– Ну, подумай сам, зачем им свобода?
– Пригодилась бы для чего-нибудь.
– Посреди снежной пустыни! – фыркнул хозяин каравана, всем своим видом показывая, что он думал об этой идее.
– А я вот подумала… – вновь заговорила Лина. – Атен, как ты считаешь, как Евсей должен воспользоваться вдруг свалившейся на него второй юности?
– Завести, наконец, семью!
– Интересно, почему все говорят так, словно меня здесь нет? – попытался напомнить о себе Евсей, но на него все лишь шикнули:
– Молчи, парень!
– Совсем как взрослые на ребенка!
– А ты и есть ребенок, – не без удовольствия проговорила Лина, добавив, словно для большей убедительности: – Всегда мечтала сказать это!
– Вот и еще одна мечта исполнилась! Просто какой-то день чудес!
– Лис! – возмутилась караванщица, но тотчас успокоилась, стоило мужу примирительно поднять руки, поспешно проговорив:
– Сдаюсь, сдаюсь!
– А в этом что-то есть… – между тем задумчиво проговорил Атен.
– В чем? – все тотчас повернулись к нему.
– Позволить рабам создавать семьи… В городе у них есть такое право… Мы, конечно, не в городе, но…
– Но мы ничего от этого не теряем, – кивнул Лис, – даже скорее выигрываем.
Особенно в глазах рабов. И, потом… Может быть, боги, видя нашу щедрость, не поскупятся на новые чудеса.
Кажется, все были согласны с ним. Все, кроме Евсея, который, качнув головой, тихо проговорил:
– Ничего хорошего из того, что делаешь не бескорыстно, но ожидая воздаяния, не выйдет.
Только его никто не слушал. Потеряв всякий интерес к минувшему чуду ради будущих, караванщики, переговариваясь между собой, ушли оживлять свои мечты.
Евсей вздохнул, пробормотал себе под нос:
– Во всем хорошем есть доля плохого. Хорошо вновь стать молодым. Такая легкость, свобода во всем теле. Столько всего впереди! Но почему, скажите на милость, о небожители, стоит вновь стать молодым, как все, забыв о прожитых тобой годах, начинают относиться к тебе как к подростку, не достойному того, чтобы быть выслушанным и уж тем более давать советы?
Он почесал щеку, пожал плечами и двинулся к своей повозке: пришло время новой легенды, на этот раз – настоящей.
Устроившись в углу повозки, возле сундука, он потянулся к лампе, увеличивая яркость огня, затем достал чернильницу, писало, чистый лист бумаги, скользнул по нему холодными пальцами, гладя.
Его душу охватило волнение – она трепетала, заставляя время словно оленей нестись навстречу первому знаку новой легенды, который был в глазах караванщика чем-то схож с тем, который лежит в основе создания нового мира.
О, как он ждал этого мгновения! Он чувствовал себя мастером, гончаром, резчиком, ювелиром, предчувствующий, что ему предстоит создать вещь, которая будет прекраснее всего, сделанного прежде. Евсей знал, потом придут другие чувства. И первым из них будет страх – а что если у него не получится? Да, рукопись можно переписать, если не понравится какой-то знак или слог. Но как быть, если не удастся уловить сам дух – звучание истории? Не будешь же просить богов повторить события еще раз лишь затем, чтобы летописец мог их прочувствовать вновь, найти главное?
"Нет, – Евсей резко качнул головой, поморщившись. Его рука, которая уже потянулась к чернильнице, остановилась. – Нельзя начинать великое дело с такими мыслями!" Он попытался отвлечься, отрешиться от всего, закрыл глаза, глубоко вздохнул…
Но это не помогло.
– Откуда только берутся сомнения?! – раздражено пробормотал он. – И вообще…
"Ведь раз чудо произошло на самом деле… – думал он. – Значит, то, что мне предстоит, будет настоящей легендой! А для того, чтобы написать ее, мне нужно быть настоящим летописцем! – Евсей растерялся: – И как же быть? – он замер, тупо глядя на чистый лист бумаги, словно надеясь, что знаки проступят на ней сами собой. – Должен же быть какой-то выход!" "Госпожа Гештинанна, – промучившись еще какое-то время, взмолился он, – прошу Тебя, дай совет, как мне быть? Благослови меня на легенду, если считаешь достойным! Или пошли того, кого изберешь для этой работы! " И Евсей замер, приготовившись ждать знака от небожителя, понимая, что это ожидание может продлиться целую жизнь. Но все случилось так быстро, словно госпожа Гештинанна стояла у него за спиной и только и ждала, когда он попросит Ее совета.
– Можно, дядя Евсей? – донесся до него девичий голос из-за полога.
– Мати, ты? -удивился Евсей. – Зачем ты пришла?
– Я… – начала что-то мямлить она, вот только Евсей не мог разобрать ни слова, когда и без того тихий, неуверенный голосок девушки еще и заглушал полог повозки.
– Ладно, давай, заходи, – крикнул ей караванщик.
Он терялся в догадках: "Что это: знак богини или просто странное стечение обстоятельств?" Но это не могло быть ответом на его мольбу!
"Неужто госпожа Гештинанна хочет, чтобы новую легенду, даже более того – первую истинную легенду нового времени – рассказала эта девчонка, которая и писать-то как следует не умеет!" – это было просто невозможно, нереально…
"Доверить ей это великое дело…?!" – нет, Евсей не мог даже думать об этой нелепице серьезно. И если бы эта мысль не соседствовала в его голове с памятью о просьбе, с которой он обратился к госпоже Гештинанне, он бы, наверно, уже рассмеялся – громко, не сдерживаясь.
– Дядя Евсей, я… – а тут еще Мати подливала огня в лампу. – Я… – несмотря на полученное разрешение, она продолжала, вопреки собственному обыкновению, мяться, переступая с ноги на ногу, возле отдернутого полога.
