Где-то близко послышались шаги, тихо стукнула дверь. Пахло больницей, лекарствами, дезинфицирующими растворами.
Сила возвращалась, я чувствовала ее пульсацию в крови. Чувствовала, где находятся сестры, далеко-далеко ощущала Ангелину, и она была спокойна. Чувствовала, как плохо сейчас Василине. Как пространство вокруг меня наполнено болью и спокойной деловитостью. Мир становился ярче, хоть я лежала с закрытыми глазами.
Так, наверное, чувствует себя глухой, когда начинает слышать, или слепой, впервые увидевший очертания предметов.
Открыла глаза и села на койке. Голова не кружилась, наоборот, тело словно парило, покалывало, будто его накачали энергетиками.
Я все еще была в своем красном платье, но без перчаток — в кисти торчала игла капельницы, на локте видны были следы от уколов. И босиком.
Поискала взглядом туфли — их не было. Перекрыла капельницу, вытащила катетер.
И как была, босая, вышла в коридор.
Мариан, от которого волнами шла ослепляющая душевная боль, как будто его корчило и разрывало внутри от тоски, спокойно разговаривал с царицей Талией. Значит, не привиделось, она и правда приходила. Повернулся ко мне, улыбнулся одними губами, потом обеспокоенно вгляделся в меня.
— Сильная девочка, — одобрительно сказала царица, и я явственно услышала в ее голосе божественный шум моря.
— Я вас слышала, — произнесла я сиплым, надорванным голосом.
— Я всего лишь чуть-чуть помогла, — улыбнулась Талия, посмотрела на меня — как погладила. — Эйфория и восприимчивость скоро пройдут, и ты вернешься в норму.
Она, помедлив, чуть коснулась руки Мариана, и я почти увидела, как его страшная боль уходит в нее, шипя и испаряясь, как вода на раскаленной сковородке.
— Где Кембритч? — спросила я, хотя, кажется, чувствовала, где.
— В операционной, — ответил Байдек, отстраняясь от царицы, безмятежно глядевшей на него. Словно не хотел избавления от своей неподъемной тоски. — Марина, ты очень бледная. Тебе лучше вернуться в палату.
Но я уже шагала по холодному полу дальше, и платье без каблуков шелестело по плитке, как шепот совершенно неважных воспоминаний и обид.
Подошла к стеклу операционной. Хирурги и медсестры суетились, готовясь к операции, набирал свое средство анестезиолог, держали светящиеся нити виталисты, и бледный, собранный Луциус Инландер стоял у изголовья операционного стола, прикрыв глаза и положив руки на виски лежащего Люка.
Я будто воочию увидела, как вокруг них обоих пульсирует кокон из перламутровой, сияюще-белой энергии жизни, пытаясь победить, затянуть черноту, истекающую из тела Люка, и откуда-то четко знала, что не будь Луциуса, Кембритч был бы уже мертв. Словно в ответ на мои мысли Инландер открыл глаза, повернул голову, вопросительно посмотрел на меня. Сознания осторожно коснулись невидимые чуткие пальцы, и я сморщила нос — от этой щекотки захотелось чихать. А Инландер уже что-то говорил хирургу, и тот, оглянувшись, отвечал резко. Естественно, кто же потерпит постороннего в операционной.
Я открыла дверь и вошла внутрь.
— При ранениях в живот запрещено давать пить и есть, — доктор почти кричал. — Вы его убьете!
— Он уже и так на грани, — высокомерно и нервно ответил король Инляндии. — Я ввел его в стазис, максимально замедлил распространение яда и кровотечение. Организм сейчас нежизнеспособен, мы с коллегами искусственно поддерживаем в нем жизнь. Но есть предел — из-за раны. Вы не сможете оперировать в стазисе, не будут работать аппараты искусственной вентиляции легких, кровоотвода. А если не удалить яд, и вытащить из стазиса, то он и тридцати секунд не протянет.
Я смотрела на Люка. Близкая смерть обычно уродует человека, а он выглядел расслабленным и почти счастливым.
— Под вашу ответственность, — проворчал хирург. От него исходили раздражение и досада.
— Как он сможет пить? — спросила я, протирая руки спиртом.
— Я…могу заставить, — неохотно ответил Инландер. Профессиональные секреты, видимо.
Полоснула скальпелем по венам, сжала зубы — больно было до слез. Кровь потекла потоком, густая, темная, и я быстро, чтобы не смотреть, прижала руку к губам Люка.
Зашептал что-то Луциус, запульсировал перламутровый кокон, и человек, ставший моим наваждением, стал послушно, как кукла, глотать. Кровь текла по его лицу, капала на покрытый стерильной простыней операционный стол, Луциус шептал, врачи настороженно молчали, жужжали приборы, а я смотрела на него и думала, что что бы между нами ни было в прошлом, и пусть будущее почти невозможно — я бы никогда его не простила, если б он умер.
Зал Совещаний
Их Величества выслушали доклад невозмутимого начальника разведуправления Рудлог. Затем информацию от Демьяна про попытки украсть подвеску и видения Василины. Время было уже за полночь, но информация бодрила, как и появление чудовищного муравья из Нижнего Мира.
— Я проверил младшую Гьелхенштадт, — сказал мрачный Гюнтер. Он все злился, что именно в его делегацию затесалась террористка. — Там внушение. Сначала заставили пойти в нужный магазин, потом выбрать нужную вещь, и не дуть в нее, просто подарить королеве и попросить воспользоваться. Служба безопасности уже задержала исполнителей, но там не Темные, просто менталисты. Заказчиков ищут.
— Лучше поздно, чем никогда, — язвительно прокомментировал еще более бледный, чем обычно, и кажущийся из-за этого еще более рыжим Луциус. Большой и широкоплечий Гюнтер злобно зыркнул на него из-под лохматых черных бровей.
— Ты лучше скажи, братец, с какого ты так распереживался за этого героя, которого тварь проткнула? Я вообще не припомню, чтобы Твое Величество прикладывало рученьки к кому-то, кроме как в особых случаях.
— Кембритч — внук человека, которого я почитал и уважал, — сухо ответил Инландер, — и он взял с меня перед смертью обещание, что я позабочусь о нем. Но упрямый мальчишка отказывается от титула, и вообще сбежал из Инляндии. Кстати, Василина, у меня к тебе просьба. Вышли ты его ко мне. Хоть послом, хоть дипломатом. А там я уже решу с передачей титула.
— Я подумаю, Луциус, — пообещала королева, и Инландер недовольно нахмурился.
— А каков титул? — полюбопытствовал Гюнтер. — Постой, это не герцог ли Дармоншир?
— Это государственная тайна, — огрызнулся Луциус.
— Коллеги, — холодно напомнил Бермонт, — давайте вернемся к теме. Гюнтер, если б манком воспользовалась эта твоя Гьелхенштадт, — Величества воззрились на Бермонта с плохо скрываемым уважением, — ничего бы не произошло. Тха-охонги — полумагические твари. То есть сработало только если б в него дунул кто-то из нас. А Василина с ее усилением вообще идеальный вариант.
