Место, где они с Рокэ целовали руку выходцу, Марсель нашел сразу, вежливо постучал по замшелым камням и негромко окликнул:
— Капитан Зоя Гастаки, вы здесь?
Отозвалась какая-то ворона: села на ближайшее дерево и кокетливо заорала. Спорить с птичкой виконт не стал, зайдет солнце — сама заткнется. Перетащив мешок поближе к стене, Марсель достал флягу и оставшуюся провизию. Сжевал половину, запил варастийской касерой и долго сидел, глядя на вскарабкивающийся на небо молоденький месяц и пытаясь из каменного скрежета и брошенной на можжевеловый куст шпаги собрать хоть какие-то стихи. Когда стальной лунный коготок завис над самой стеной, виконт поправил шейный платок и снова позвал Зою.
Ответа не было, но не было и полуночи.
2
Клемент обожрался и надулся за это на свое печенье. Покинутая еда страдала в одиночестве, а его крысейшество, оседлав плечо Робера, то и дело вмешивался в разговор с Карвалем. Невеселый разговор.
— Я согласен, — подвел итог Эпинэ, — барсинцев пора из города убирать, но не в Барсину... Клемент, да уймись же ты наконец!..
— Но его крысейшество здоров? — Карваль протянул крысу палец, тот... окрысился.
— Он даже слишком здоров. — Робер стянул Клемента с плеча и поднес к лицу. — Ревнуешь? Чует, когда я собираюсь к... уезжать.
— Я вас провожу, — решил заботливый Карваль. — Мне все равно по пути.
Никола врал, но уличить его во вранье можно было, лишь отправившись в противоположную от Капуль-Гизайлей сторону, Робер же лишний час терять не хотел. Этим вечером его тянуло к Марианне с особенной силой, а договорить можно и по дороге. Иноходец предпринял несколько попыток водворить Клемента в корзинку с отринутым печеньем, но крыс взбунтовался. Он щелкал зубами, изворачивался, верещал, а будучи отпущен, скатывался со стола и семенил за Робером, пока тот не смирился и не сунул ревнивца за пазуху.
— Боюсь представить, что скажет госпожа баронесса, — улыбнулся Карваль. Последнее время он старательно заучивал и применял чужие шутки — учился легкости в разговоре. По совету графини Савиньяк, надо думать.
— Ничего страшного, — подыграл, несмотря на захватывающую душу пустоту, Эпинэ, — вот за Эвро и барона я не поручусь...
Становившийся с каждой поездкой все более родным дом ждал, и Робер спустился по лестнице почти бегом, предвкушая даже не поцелуи — улыбку, которой его скоро встретят. Входя к Марианне, Эпинэ сбрасывал с сердца тяжесть, словно жесткий обледеневший плащ, так будет и сегодня. Не жди во дворе охрана, он бы помчался на заветную улицу галопом, но Проэмперадору Олларии нужен эскорт, в самом деле нужен, как бы от этого ни тошнило.
Дракко и недавно появившийся у Карваля вороной полумориск напряженно всматривались в открытые ворота, не забывая злобно коситься друг на друга. Шумно втягивая воздух и временами всхрапывая, жеребцы красноречиво прижимали уши. Назревала дуэль. Вороной коротко взвизгнул, крутанулся, попытавшись отбить по соседу с двух задних сразу. Дракко увернулся и, наклонив голову, надвинулся на бретера, но того уже ухватил под уздцы Карваль.
— Почему бы тебе не брать Сону? — предложил Робер, когда они миновали церковь Святой Мартины — той самой... — С Дракко они ладят, а красотку так и так надо проминать.
— Монсеньор, я не хотел бы выглядеть мародером. На Соне ездил Окделл, и она слишком приметна. Судьбу этой кобылы, на мой взгляд, должен решить герцог Алва. Вы говорили, что барсинцев нельзя переводить назад в Барсину...
— Тут мы их держим за шкирку, — объяснил Проэмперадор, — там они почувствуют себя хозяевами и пустятся во все тяжкие. Нам придется либо закрывать на это глаза, либо в конце концов брать город штурмом. Я этого не хочу.
— А я этого и не предлагаю, — удивился Никола. — Халлоран давно советует ублюдков разоружить и запереть в каком-нибудь аббатстве. Потом тех, что поприличней, распихаем по разным казармам. С надорцами прошло как по маслу...
— Кто станет отделять ужей от гадюк? Лично я не возьмусь.
— Крупных гадюк знают ребята Халлорана.
— Не уверен, что всех. А о горожанах ты подумал?
— Они только рады будут.
— Не только. Никола, в узде надо держать не только гарнизон. Сегодня приходил мэтр Инголс, он встревожен тем, что мы наказываем солдат и щадим жителей доброго города Олларии. Мэтр говорит, что правосудие должно быть ызаргом, жрущим любую падаль. Без разбора, а мы, кто бы ни затеял драку, спрашиваем только с вояк. Даже после истории с парнями Халлорана!
— Монсеньор, вы это мне говорите?!
— Я это говорю нам. Разгонять барсинцев будем после того, как примерно накажем хотя бы дюжину горожан. Разумеется, за дело. Ты докладывал про каких-то мошенников...
— Один суконщик пытался всучить нам гнилье. Если вы не возражаете, утром он будет в Багерлее...
Дракко шарахнулся, да так, что Робер потерял стремя. Конь не баловал и не дурил — он в самом деле боялся, и отнюдь не вороного, который тоже был не в порядке.
— Монсеньор, может быть, объедем?
— Пожалуй. — Робер потрепал жеребца по напряженной подрагивающей шее. — Дурашка, успокойся... Все хорошо... Никого нет...
Дракко всхрапнул и пошел боком, всем своим видом говоря: «Нет, есть, есть, есть! Это ты ничего не замечаешь, а там враги!»
Как нарочно, у самых копыт что-то зашуршало. Крыса... Несколько! Почуявший соплеменников Клемент попытался высунуться, пришлось запихивать паршивца назад, но его крысейшество не унимался. Он рвался к собратьям, и собратьев этих было в избытке. Не обращая на всадников с факелами ни малейшего внимания, крысы выскакивали на мостовую и шустро семенили по тихой темной улочке.
— Лошади не хотят, — Никола едва сдерживал осаживающего вороного, — а эти... Будто медом им намазали.
Робер промолчал, оглаживая дрожащего жеребца. Улица еще спала, но тревожно: в окнах начинали мелькать огоньки, где-то завыла собака и, будто в ответ, завизжала женщина. Первая из многих. Крыс становилось все больше. Обычно жмущиеся к стенам, сегодня они предпочитали середину мостовой, зато на деревьях, окнах, оградах вспыхивали желтые и зеленые искры — это провожали уходящую добычу кошки.
— Надо проверить, — решился Никола и окликнул: — Дювье! Со мной.
— Надо. Кто-нибудь, — распорядился Эпинэ, — подержите лошадей.
Кони видят в конце улице кого-то страшного, голодного и хищного, а кого видят крысы? Нохских монахов? Щербатую девчонку? А хоть бы и ее!
— Монсеньор, зачем вам...
— Я должен увидеть сам, — буркнул Робер, принуждая себя спешиться. В Агарисе он не боялся, просто смотрел с высоты трактирных ворот на затопленную чужой жизнью улицу, а крысы шли, шли, шли... Городом, которого больше нет.
