Вот какую кашу ты заварил, друг Сараф. Только попробуй ещё раз от чего отстранить — мигом припомнится отменный аргументик!
От плотины потянул бриз, принеся запах жаренных сосисок. Димочка старается, хороший мальчуган. Но тот, Влад, всё же интересней: храбрый, безрассудный, презрительный, циничный, ранимый. Вот бы кого зацепить на предмет личной беседы!
— Илона Германовна! — позвал милашка Димочка. — Ужин готов!
— Отлично, Дима! — крикнула она, не оборачиваясь. Приятно наблюдать, как этот мальчик желает ей угодить.
— Вам сообщение только что пришло.
— От кого? — без особого интереса спросила Илона. — Я разрешаю, посмотри на вход.
— Похоже, кто-то незнакомый, — Димочка всё-таки стеснялся читать с блюдца начальницы. Милый мальчик. — PRST01892…
Илона вскочила, не дослушав.
— Что!? Кто!? Не может быть! Как он смог!? Что он пишет? — зачастила вопросами лекарша, шагая к палатке.
— Тут два слова: «хочет встретиться», — проговорил её помощник, до глубины души поражённый поведением высшей лекарши. Оно, конечно, не дело практикантов — лезть в высокие сферы…
Она взяла поданное им блюдце. Прочитала сообщение, перечитала ещё раза два, открыла известное об отправителе (на секунду мелькнула карточка с лицом молодого мужчины в форме лекаря Ордена) и быстро захлопнула квадратик. Затем выключила блюдце, как-то отстранённо поглядела на Дмитрия, задержала взгляд, метнула аппарат в недра палатки и издала странный звук, похожий на неуверенное тявканье небольшой собачонки. Затем произнесла в задумчивости: «Вот, собственно…» — и расхохоталась.
Солнце закатилось, но его испепеляющее дыхание жило в песке, в измученных ивах, в лёгком дрожании огней на берегу. Река выползала мощной струёй, как письмо из-под двери. Она обещала прохладу. Тщетно, разумеется: вода проржавела до дна в то лето, пропахла ультрафиолетом до последней молекулы.
Полноватый невысокий человек сидел в шезлонге у самой воды и курил сигарету. «Mageboro», «с ней вы почувствуете разницу». Какую разницу? Впрочем, какая разница…
Эйнштейна ставил в тупик вопрос: он сумасшедший, или все остальные? Через век многие пришли к выводу: разницы нет. Есть различия, которые расслаивают персональные вселенные. Подобно деталям веера, они сходятся на холоде и вновь расползаются. Чтобы остаться в одиночестве собственной уникальности, чтобы кто-то получил иллюзию прохлады в удушающем пекле.
— Учитель?
Он улыбнулся, но не повернул головы. Девушка подошла и села на песок, опустив босые ступни в маслянистую, источающую испарения воду. Из всей безумной компании учеников она была самой впечатлительной и непосредственной. Её хотелось защищать то ли как дочку, то ли… то ли ещё как-то. Нет, не как возлюбленную, разумеется — ещё чего не хватало!
— Да, Ирочка, внимательно вас слушаю.
— Вы ведь так и не рассказали маме Виктора о том, что с ним случилось?
— Нет, конечно, — Белкин потёр переносицу, размазал капельки пота по лбу. — И бабке с дедом — тоже.
— Да, — согласилась ученица. — Наверное, не стоит. Пропал во вспышке бледно-зелёного пламени…
— Вам повезло, девочка моя. Вы это увидели, — Андрей Аронович развёл руками. — Но даже я не сразу поверил вам.
— Но почему? Разве я могла соврать о таком!? — Ира подогнула колени. Брови сошлись домиком, тоненькие ладошки набрали песку. Она же и самая ранимая, несмотря на юношескую браваду, которая, в конечном итоге, и привела её сюда.
— Ирочка, вы искренний и хороший человек, и я знаю, что вы не станете мне врать. Но кто застрахован от ошибок? — наставительно заметил Белкин. — Вы со мною всего год, так что могли ошибиться, перепутать марки сигарет — и ваше наблюдение оказалось бы метафорической ипостасью предвиденья.
— Но вы же учите открываться неведомому! А тут оно само…
— …улетает в неизвестность в бледно-зелёном свете? — Андрей Аронович улыбнулся. — Между «искать» и «найти» — огромная пропасть. Я до сих пор не понимаю, почему именно вам посчастливилось столкнуться с этим… — он некоторое время подбирал слова, но остановился на самом нейтральном: — явлением.
— Вы хотели бы это увидеть сами! — догадалась Ира.
— Нет! — Белкин резко приподнялся, вскинул ладони. Окурок выпал на песок. — Ни малейшего желания, дорогая моя!
— Тогда… — растерялась ученица, — зачем?
— Пропасть, девочка, пропасть! — весело напомнил учитель. — Если она заполнена, мы через неё переходим.
— То есть, перестаём искать!? Но я-то не перестала!
— Действительно, — Белкин улыбнулся и снова расслабился.
— Так вы хотите только найти магию, а не научиться ей?
— Знаете, Ирочка, второе тоже было бы неплохо осуществить, — он усмехнулся и неспешно поднялся с шезлонга. Каждый раз, когда тело намекало на то, что одной деловой беготнёй по городу молод не будешь, ему казалось, что он прожил уже сотню жизней. Но наваждение снова сбежало, как трусливая плотвичка. — Только вот магия, на самом деле, чревата и ограничениями, и сложностями самого разного толка. А учителя магии — такие непостоянные существа…
— Вы думаете, он пропал из-за того, что заметил меня!? — Мысль не была новой: за месяц раздумий над самым волнительным событием её жизни Ира много чего предположила. Однако сейчас, когда опасения — как всегда — подтвердились мнением учителя, её пробило чуть не до слёз! Она сама виновата в том, что его больше нет здесь! Тупая любопытная неуклюжая корова! — При вас он был долгие годы и если бы я…
— Ирочка, бросьте казниться попусту! Если бы Виктор так дорожил своим инкогнито, то, поверьте… — Белкин поморщился: воображение спешно нарисовало крайне неприятную картинку. И заговорил быстрее, чтобы разделаться с гадким образом: — …Вы бы сейчас здесь не стояли. Он ушёл, потому что так хотел, или потому что был вынужден. Всего лишь совпадение, я вас уверяю! Вы — лишь нечаянный свидетель, а не причина. И даже не повод, — он вздохнул, развёл руками. — Кому следовало бы казниться, так это мне: я Витьку так и не раскусил за целых три года.
— Но если бы…
— «Если бы» не бывает, спешу напомнить, — веско произнёс Андрей Аронович. — «Если бы» — это наши вериги, гири каторжника, осуждённого собственной глупостью, которую дураки называют задним умом! — И он похлопал себя ладонью по ягодице.
— Но вы сами учили смотреть в примеры прошлого!
— Примеры, моя дорогая! Басни! — Белкин растянул губы в улыбке. — Нечто, лишённое эмоционального контекста, снятое с жизни, как сливки с молока! Оставьте обрат профанам, право же. Ваш пример должен звучать так: я буду осмотрительней. Тэ-че-ка. Сожалеть о том, что случилось и уже не повторится, — он опять улыбнулся и дважды дёрнул плечами, — бессмысленно.
