Ознакомительная версия.
Не дожидаясь, пока королева даст кому-то из своих товарищей приказ его схватить, Крикс стремительно протиснулся мимо ее телохранителей и бросился к дверям.
— Girs! Heen varse!.. — резко приказала Королева. Крикс еще успел увидеть, как один из ее спутников бросился за ним следом, а в следующую секунду, ударом плеча раскрыв дверь лавки, выскочил на улицу.
Пробежав вниз по улице примерно пол-квартала, энониец оглянулся и увидел, что островитянин следует за ним. День был безветренным и жарким, но "дан-Энрикса" пробрал озноб. Особенно когда стало понятно, что разделявшее их расстояние мало помалу сокращается.
Улица, как назло, была почти пуста. Поняв, что на сей раз рассчитывать придется только на себя, Крикс юркнул в первую попавшуюся подворотню и помчался сломя голову.
Сбивало с толку то, что Крикс не слышал за собой ни стука сапог, ни хриплого дыхания, как будто бы пират не так уж торопился его догонять. Причину этого он понял только через несколько минут, когда кривой и грязноватый переулок завершился тупиком, точнее, неприметной мастерской, обращенной в его сторону глухой стеной.
Стена была высокая. Через такую если даже перелезешь, то с пятнадцатой попытки. Резко обернувшись, Крикс увидел, как в конце проулка показался давешний пират. Он неторопливо шел к "дан-Энриксу", даже не думая хвататься за оружие.
Сглотнув, Крикс сделал шаг вперед, чтобы не дать прижать себя к стене, и вытащил из ножен меч. Телохранитель Айи кривовато ухмыльнулся, не сбавляя шага. Знал, вероятно, что мечи лаконцев — не заточенные, с плавно закругленным острием — предназначались не для боя, а для тренировок. Наконец, ему, прошедшему десятки, если и не сотни схваток, было бы нелепо испугаться недомерка вроде Крикса, даже если бы тот вскидывал взведенный самострел, а не грозил ему игрушечной железкой.
Крикс облизнул пересохшие губы и трезво подумал, что в схватке с таким противником едва ли сможет продержаться хоть минуту.
С десяти шагов подручный Королевы углядел, что меч "дан-Энрикса" — не тренировочный. И плавно вытянул из ножен свой, причем ухмылка на угрюмом, перечеркнутом шрамом лице сделалась только шире.
Гирс ходил на "Бурой чайке" пятую по счету зиму, а всего ему шел тридцать шестой год. Юношеская стремительность и гибкость уже начинали его покидать, но он по-прежнему был ловок и силен. А уж с оружием мастерски обращались все, кто удостаивался чести ходить на корабле Айи. Телохранитель Королевы привык знать себя не просто сильным, а выдающимся бойцом, которого никто не одолеет один на один. Ощерившись, пират смотрел на бледное лицо и на закушенные губы своего противника. Было похоже, что для сопляка это был его первый настоящий бой.
Точнее, первый и последний.
Все, малыш. Эскеро, как сказали бы у них на островах. Навоевался.
…В конечном счете, именно самоуверенность его и погубила. Привыкший иметь дело с взрослыми мужчинами, он не собирался лишний раз присматриваться к недоростку в серой форме Академии — и так не сомневался в том, что легко с ним управится. Мальчишка мог бы отступить, лавируя и уворачиваясь от удара, но — то ли от безысходности, то ли от одуряющего страха — повел себя с точностью наоборот. Рванулся своему противнику навстречу, пригибаясь и выбрасывая вперед руку, крепко сжавшую узорчатую рукоять короткого и легкого меча. Как будто бы действительно надеялся остановить удар островитянина.
Пират почти воочию увидел, как смешное полудетское оружие со звоном падает на мостовую, и нацелился сразу же после этого "пригладить" недоростка яблоком меча по темноволосой макушке. Убивать мальчишку он не собирался. Сперва пусть расскажет, чего ради переодевался и шатался возле кораблей. И по чьему приказу.
Но удар, который должен был обезоружить энонийца, провалился в пустоту, и пират запоздало осознал, что сопляк сумел-таки обвести его вокруг пальца. Да еще самой простенькой обманкой, на которую никогда не купился бы не только первоклассный, но и просто мало-мальски опытный боец. А уж Гирс подавно не купился бы — если бы не бледное лицо и не закушенные губы энонийца… и если бы не то, что, даже выпрямившись, паренек едва достал бы ему головой до ребер.
А меч южанина, гадюкой вывернувшийся из-под его клинка, уже летел в его незащищенный бок, и за секунду до того, как этот меч с потягом вошел в тело, прикрытое в этот июньский день только короткой безрукавкой и льняной рубашкой, Гирс еще успел увидеть странные, зеленоватые глаза южанина. Совсем не детские глаза. Такие взгляды он встречал под прорезями шлемов, когда воины их хирда, подтянув крепкими тросами чужой корабль, с обнаженными мечами прыгали через борта.
Боли он поначалу даже не почувствовал и даже крутанулся на носке, чтобы теперь — уже без всяких поддавков — прибить на месте мелкого поганца. Но в том месте, где южанин находился мгновение назад, уже никого не было, а перед глазами все вдруг как-то странно поплыло. И, будто дождавшись этого момента, в тело огненным копьем вонзилась боль.
Южанина он все-таки увидел. Тот внезапно оказался прямо перед ним — возникнув будто бы из ниоткуда, из сгустившегося полуденного воздуха.
Зарычав от ярости и боли, телохранитель королевы размахнулся и нанес удар, от которого темноволосая голова южанина должна была бы развалиться надвое не хуже перезрелого ореха.
Отразить такой удар не смог бы даже человек, бывший в пять раз сильнее щуплого лаконца. А уж уклониться от меча не смог бы попросту никто. Гирс знал, что это было так же верно, как и то, что солнце каждый вечер опускалось за море на западе, а поднималось на востоке.
Но южанин все же увернулся от удара. И опять сверкнули под растрепанными волосами странные, холодные, совсем не энонийские глаза.
Второй удар южанина был таким же отточенным и быстрым, как и первый.
Вот теперь действительно "эскеро", — промелькнуло в голове у Гирса.
Он почувствовал, как мостовая — и сама земля под ним качнулась, и ему почему-то показалось, что он падает за борт своего корабля, и что над ним сейчас сомкнутся темные, холодные и остро пахнущие водорослями волны. Возможно, эта странная фантазия пришла ему на ум из-за соленых брызг, упавших ему на лицо, когда южанин резко выдернул свой меч обратно.
Гирс осознал себя лежащим на земле, и понял, что он умирает.
А зеленоглазый оборотень, нацепивший на себя личину энонийского мальчишки, подошел поближе. Носком сапога выкатил из его разжавшейся ладони рукоять меча и отшвырнул его подальше. Теперь он уже не казался Гирсу маленьким и щуплым — наоборот, он стал огромным, заслоняющим все небо.
Ознакомительная версия.
