— Ты доверяешь мне? — криво усмехнулся Унтах.
— Ты никогда не лгал ни мне, ни Снорри.
Тогда Унтах кан Орвен взял Свартискёлле, спрятал её в сумку и сказал:
— Я верну, когда один из вас позовёт меня, крикнет в ночь моё имя. Я приду с ветром, с Дикой Охотой, и позвавший пожалеет. И ещё сдаётся мне, что им будешь не ты, Корд'аэн.
— Меня это устраивает, — соврал друид.
Унтах же поднял руку, подзывая коня. Прекрасный скакун, чёрный, могучий, с белоснежной гривой и хвостом, он выделялся из табуна тёмных, страшных коней-призраков. Король Дикой Охоты затрубил, закричал его кречет, и мертвецы рванули вскачь, унося с собой Унтаха и тепло наших сердец. И тогда Митрун спросила:
— Кто же допишет эту книгу? Учти, Корд'аэн, я не позволю, чтобы это сделал Снорри.
На что друид ухмыльнулся:
— Может, сама попробуешь, Митрун-хозяйка? У тебя хорошо получается…
* * *
А потом мы пили всё подряд — пиво, ржаную брагу, вишнёвую наливку, сидр — из простых липовых чарок, захлёбываясь песнями… А снаружи подгонял волков Хельгрим, и страшный вихрь последних дней осени бесновался за окном. Ломал сухие кроны, рвал с корнями деревья, кружил мусор, обретая силу. Дикая Охота неслась по небу, и её одноглазый король трубил в рог, и громко называл имена живых и мёртвых. Хлопали исполинские крылья, Повелитель Воронов спешил на тризну, и волки выли во тьме…
Близилась безжалостная зима.
* * *
Утром, как водится, было похмелье. Тошнота, головная боль, буря во мраке. Как мы распрощались — не помню. И никакой чёрной книги я не нашёл, хоть и было у меня желание вписать туда сказание о походе в Девятый Замок. Верно, Корд'аэн забрал её, ведь больше некому…
А когда в моей голове наступило просветление, Митрун сказала:
— Ой, Снорри, чуть не забыла. Знаешь Скюлли и Гудрун? Тут рядом…
— Скюлли Мерринга, ткача? Гудрун, которая на сносях? Этих?
— Да, о том и речь. Гудрун вчера родила. Двойню. Представляешь?
— Да ты что! Радостная новость. Надо будет их поздравить. А кто хоть?..
— Мальчики. Крепкие такие, только друг на дружку вовсе не похожи. Представь, младенцы, к тому же двойняшки — и не похожи!
— Как их назвали?
— Фрор и… Эльри.
Ага. Вернулись.
Вернулись.
Они всегда возвращаются.
* * *
Ну вот и всё.
Мы живём неплохо. Недавно Митрун объявила, что ждёт ребёнка. Если будет малыш — назову Борином. Пусть Митрун не сердится. А если малышка — что же, придумаем что-нибудь, есть много красивых женских имен. Сейчас зима, недавно был Йолль, так что особой работы нет. Я решил записать сказание о нашем путешествии — а вдруг кому будет любопытно. Может, эти страницы все же попадут в книгу Унтаха. Иногда я слышу журавлиный плачь. Я понимаю, что журавли улетели, однако… Тоскливое курлыканье звенит в моём сердце струной арфы, кличет в путь за стаей, и мне дорого стоит успокоиться и не рвануть свет за очи…
Иными же, особенно холодными вечерами, когда я уже засыпаю, на границе сна и яви звучит голос Дарина. Сын конунга один во мраке, он бродит во тьме уже сотни лет, и тьма въелась ему в глаза и сердце. Иногда он горько плачет и зовёт меня…
И тогда я крепче обнимаю мою спящую Митрун.
Здесь кончается Сага о Снорри, сыне Турлога.
До того, как Лишайная Ведьма открыла свои белые глаза, и закружились вертела на великом пиру богов, и чёрный дракон Глумхарр снова отправился убивать, оставалось чуть более полугода.
Эту историю я услышал от самого Снорри, с его слов и писал. Очень помогли те записи, которые он составил спустя пару лет по возвращению. Однако в тексте осталось довольно много нестыковок, белых пятен и тех общих для слушателей Снорри мест, которые совершенно непонятны вне обычаев тех краёв. На правах переводчика и комментатора попробую исправить насколько возможно погрешности. Правда, удалось это, прямо скажем, не везде.
Прежде всего пару слов о двергах. Так в скандинавской традиции называются карлики, которые были сотворены из червей, ползавших по телу предвечного великана Имира — на фэнтезийных просторах известны как гномы, но, вообще-то, гномы — греческое слово, введенное в обиход довольно поздно — Теофрастом Парацельсом, если я не ошибаюсь. В исландском языке для их обозначения есть слова "Dvergur" для единственного числа и "Dvergar" для множественного. Родственны им слова "Dwarf (dwarfs)" (англ.) и "Zwerge (Zwergen)" (нем.) — так обозначают фольклорных коротышек. То есть, вообще-то, дверги и цверги одно и то же. Однако в мире "Девятого Замка" это родственные виды одного семейства, но не идентичные понятия.
"Край твоих предков"
"О прошлом всех сущих…" — из первой песни "Старшей Эдды", "Пророчество вёльвы" ("О прошлом всех сущих,/ О всём, что я помню"; здесь и дальше "Старшая Эдда" в переводе Корсуна).
Раданте, — так в Швеции, согласно работе Б. Торпа "Северная мифология", назывался дух-хранитель дерева, который проявлял заботу о человеке, если тот ухаживал за ним.
Эдда — в "Песне о Риге" слово "эдда" переводится как "прабабка" — со значениями также "бабушка, мать, праматерь" и т. п. Этим же словом обозначают два свода скандинавских мифологических текстов — Старшую и Младшую Эдды. Вероятно, потому, что именно прабабка, старшая женщина, помнила древние песни и сказания, была хранительницей мудрости предков и очага. Это же значение имеет слово "эдда" в культуре двергов.
Дисы и фюльгъи — духи судьбы. Дисы — женские духи, помогающие при родах; фюльгъи — хранители, двойники (впрочем, не обязательно). Обычно фюльгъи показываются человеку перед смертью, посылая предупреждение. Фюльгъя может покинуть человека, и удача отвернётся от него.
Вёльва (вала) — колдунья, прорицательница. Вероятно, родственно индоевропейскому корню "val" — "падать", "павший" (мёртвый, находящийся за гранью миров). Вёльвой названа древняя ведьма, жившая во времена великанов, которую Один поднимает из могилы и заставляет открыть судьбу мира.
…выдыхая сизый дым… — конечно, в Скандинавии обычай курения не был известен в эпоху викингов. Ну и что? Мы же не в Скандинавии
Альдерман — выборная должность в сельской общине, букв. "Старший человек", родственно аналогичному английскому понятию "ольдермен" и нашему "староста". По всей видимости, в Норгарде альдерман исполнял обязанности мэра.
… вольному — воля! Спасенному — боль… — конечно, Костя Панфилов. Не удержался…
Кровавый орёл — особый вид казни в эпоху викингов: сзади у человека вырезались рёбра, после чего извлекались лёгкие и раскладывались по плечам, как крылья. Если бедняга не терял сознания от боли, то был жив до конца этой весёлой процедуры. Сказано, что это было "большое и злое дело" (спасибо Gunnhild за уточнение!)
