— И вовсе не справедливо! — вспыхнул Крокус.
Грудь Круппа дрожала от сдерживаемого смеха.
— Можешь вопрошать самих богов, милый отрок, и даже они тебе скажут, что жизнь — несправедлива. Однако не хочешь ли ты узнать, каким образом усадьба Симтал нынче ночью стала вдруг усадьбой Колла? Или думы твои столь предельно опутала новая и пылкая страсть, что даже судьбы ближайших друзей — в частности, самого Круппа! — не вызывают у печального юноши ни малейшего интереса?
Крокус возмущённо вскинул голову:
— Вот ещё! Конечно, мне интересно!
— Тогда сказание начинается, как обычно, с многомудрого Круппа…
Мурильо притворно застонал:
— Так говорил Угорь!
Я видел, как родился слух
в таинственной утробе, —
под солнцем ярким брошен он
среди холмов Гадроби,
где разбежались овцы
от волчьих злых ветров,
и пастухи трепещут
пред шёпотом песков.
Вот он открыл глаза, взглянул —
и сердце стало кремнем,
когда Ворота в Никуда
тень бросили на землю.
Я видел: родился этот слух
в сотне тысяч сердец
города голубых огней…[11]
Рыбак (род.?). Рождение слуха (I.i-iv)
Солнце превратило туман в сияющий белый щит над озером. У берега на волнах покачивался рыбацкий баркас. Вот-вот прилив снимет его с гальки и унесёт на глубину.
Молоток помог Скворцу взобраться на кучу камней, где они теперь сидели. Взгляд целителя задержался на фигуре Быстрого Бена, который стоял, ссутулившись, и смотрел на что-то за озером. Молоток проследил за взглядом чародея. Семя Луны низко парило на горизонте, солнце окутало золотистой дымкой грубую базальтовую глыбу. Целитель хмыкнул.
— На юг летит. Интересно, к чему бы это?
Скворец прищурился против света. И начал массировать виски.
— Опять голова болит? — встревожился Молоток.
— В последнее время уже не так сильно, — отмахнулся седой солдат.
— Меня, скорее, нога твоя беспокоит, — проворчал целитель. — Мне бы с ней поработать как следует, а тебе — некоторое время не ходить, не нагружать её хотя бы.
Скворец ухмыльнулся.
— Ну, вот будет время… — проговорил он.
Молоток вздохнул.
— Тогда мы ею и займёмся.
С поросшего лесом склона послышался крик Вала:
— Летят!
Целитель помог Скворцу подняться.
— Да ладно! — прошептал он. — Могло быть куда хуже, верно, сержант?
Скворец мрачно посмотрел на город за озером.
— Троих потеряли. В целом не так уж плохо.
Молоток скривился, словно от боли. И промолчал.
— Ну, за дело! — проворчал Скворец. — Капитан Паран ненавидит опаздывать. И может, моранты нам принесут добрые вести. Неплохо бы для разнообразия, верно?
С берега Быстрый Бен смотрел, как Молоток поддерживает сержанта по пути вверх по склону. «Может, пора?» — подумал чародей. В нашем деле, чтобы выжить, нельзя расслабляться. Лучшие планы работают внутри чужих планов: когда нужно блефовать, блефуй по-крупному. Но вторую руку держи так, чтоб никто не видел, что в ней.
Чародей почувствовал укол сожаления. Нет, не пора ещё. Надо дать старику шанс передохнуть. Нельзя позволять себе оборачиваться — это всегда не к добру. План-то уже готов.
— И Скворец просто зайдётся воем, когда его услышит, — прошептал себе под нос Бен.
Капитан Паран слышал остальных на берегу, но даже не шевельнулся, чтобы присоединиться к солдатам. Ещё не время. Общение с Взошедшими подарило ему это новое чувство времени — или, может быть, дело в отатараловом мече, который теперь висел у него на поясе. Но как бы там ни было, Паран чувствовал её — уже не маленькая девочка, а подросток, пухленькая, как и следовало ожидать, глаза под тяжёлыми веками обманчиво спокойны, когда она смотрит в утреннее небо,
Я приду за тобой, — пообещал Паран. — Когда мы раздавим этого Паннионского Провидца и его растреклятую священную войну, я приду за тобой, Рваная Снасть.
Я знаю.
Капитан окаменел. Голос в голове не принадлежал ему. Или нет? Паран подождал, подождал ещё.
Рваная Снасть? Только тишина в ответ. Эх… Воображение, только и всего. Выдумал, что ты вспомнишь довольно о своей прежней жизни, чтобы возродить чувства, которые когда-то ко мне испытывала, и снова испытать их. Я просто дурак.
Он поднялся и снова посмотрел на могилу Лорн — небольшой холмик из камней и гальки. Стряхнул веточки и рыжую хвою с одежды. Только посмотри на меня. Прежде — агент адъюнкта, теперь — солдат. Наконец солдат. Паран улыбнулся и пошёл по склону вниз, к своему взводу.
Что ж, тогда буду ждать солдата.
Паран остановился, а затем с улыбкой двинулся дальше.
— А вот это, — прошептал он, — уже точно не моё воображение.
Торговый корабль шёл вдоль южного берега — к дельте реки и Дхаврану. Калам опёрся на планширь, глядя на далёкие, заснеженные вершины гор на севере.
Рядом стоял другой пассажир — непримечательный и неразговорчивый.
Убийца слышал звонкие голоса Апсалар и Крокуса. Оживлённые, они крутились один вокруг другого в нежном танце, которому ещё только предстояло найти подходящие слова. Калам медленно и недоверчиво улыбнулся. Он давным-давно не видал такой невинности.
В следующий миг рядом с убийцей возник Крокус, маленький демон дяди цеплялся за плечо юноши.
— Колл говорит, что столица Империи — Унта — такая же большая, как Даруджистан. Это правда?
Калам пожал плечами.
— Наверное. Но уродливей в разы. Только не думаю, что нам доведётся туда попасть. Итко-Кан расположен на южном взморье, а Унта — в Картуловой бухте, на северо-восточном побережье. А ты уж заскучал по Даруджистану?
По лицу Крокуса пробежало печальное выражение. Он посмотрел на волны.
— Только по некоторым людям там.
Убийца хмыкнул.
— Тут я тебя понимаю, Крокус. Демоновы кишки, ты только глянь на Скрипача! Сидит, будто ему кто-то отрезал руку и ногу.
— Апсалар до сих пор не может поверить, что вы ради неё на это пошли. Насколько она помнит, в вашем взводе её не слишком-то любили.
— Ну так то ведь была не она, верно? Эта девочка — рыбачка из какой-то нищей деревеньки. И она оказалась очень далеко от дома.
— Она больше, чем просто рыбачка, — пробормотал Крокус. Он держал в руках монетку и рассеянно вертел её в пальцах.
