— Ты меня бьешь! — всхлипнула Стелла в ответ, выполняя еще одно отжимание на дрожащих от напряжения руках.
— А ты что думала…, - удивился я, — Что если у тебя чердак набок завалился, то окружающие должны это понять и простить? Смириться? Окружить заботой? Так это и было — мы тебя связали, кормили, поили, даже выгуливали. Думаешь, мне это понравилось? Задницу тебе подтирать? Или что ты все эти щелбаны и прочие тычки своим поведением не заработала?
— Н…н-нет, — еще одно отжимание было выполнено, правда потом девушка пала грудью на пол, запаленно дыша.
— Тогда прекрати морочить мне голову и выполняй, что я говорю. Еще два раза и отдыхать!
Зеленокожий чемодан без ручки. Отпустить нельзя, слишком много знает. Убивать жалко. Да и как женщина меня это создание более чем устраивает — страстная, темпераментная, без комплексов. Почти гоблинша. Но проблемная. Дисциплины ноль, опыта ноль, способностей в магии, если не принимать во внимание метода, продемонстрированного мне Крюгером, ноль. Дрючить её нужно, дрючить безжалостно, прививая через боль и ноющие мышцы хоть немного понимания этого мира, но содрать розовые очки с подростка, пусть даже давно и оформившегося телом и возрастом в взрослую девку, очень сложно.
Дверь еле слышно скрипнула, открываясь и демонстрируя мне полусонную физиономию Михаила Басха.
— Такая рань, а ты уже девку мучаешь? — деланно удивился он, — Заканчивайте, мы через час отбываем.
— Чем раньше отожмется еще разик, тем больше отдохнет, — невозмутимо ответил я. Крюгер, негодующе пошевелив большими фальшивыми усами, исчез, закрыв дверь, предварительно пожелав валяющейся на полу девушке усердия.
— Ты на него не смотри с такой благодарностью, — хмыкнул я, начиная собирать наши немногочисленные пожитки, — Он тебя прирежет, не моргнув глазом, если что. А я ему ничего не сделаю, так как резать он тебя будет, имея к этому основания. Поняла? Отжимайся!
Волди сочувственно мяукнул. Предатель бело-рыжий.
Что делать, если в город пребывает целая орда различных следователей, ревизоров и прочих аудиторов, полных непреклонной решимости выяснить, куда делся граф Клагстон? А также что он ел, говорил, с кем спал, как обращался со слугами… и так далее, тому подобное? На взгляд Басха это был идеальный момент, чтобы свернуть свою противоправную и незаконную деятельность, отправившись в небольшое путешествие подальше. Пока песочат Типпса, опрашивают горожан, прочесывают берега в обе стороны от Крейвенхольма, мы займемся другими делами. Тем более, что одно очень насущное дело у Крюгера было — разноглазому очень нужны были деньги. Много денег.
Они у него были. Правда, был еще момент с перевозом ценностей в новую штаб-квартиру зародыша эсхатской революции, чем мы и планировали заняться.
Городок Виго зародился на месте хутора, основанного возле популярного волока между океаном и довольно большой судоходной рекой Альярмой, уходившей вглубь континента на пару тысяч километров. Здесь также процветал рыбный промысел, добыча морских животных и, разумеется, постоянно крутились бегунки в больших количествах. С точки зрения Крюгера Виго был идеален — хаотичный, каждый день новые лица, море народу полубандитской специальности из бурлаков, дома сделанные из глины, птичьего дерьма и палок. Здесь можно было купить что угодно из запрещенного, а любой представитель эсхатской власти, не проявивший достаточный уровень понимания, вполне мог нечаянно упасть на нож раз тридцать к ряду. Не выходя из здания вокзала.
Чудесное место.
— Ну и какого лешего ты устроил схрон около места, где любой персонаж с мешком сразу становится объектом интереса у всех вокруг? — ворчал я, пытаясь идти так, чтобы сапоги в жидком говне, бывшим тут вместо дороги, не утопали выше щиколотки.
— Именно потому, что здесь приглядываются к мешкам и кошелькам, мой друг! — бодро шлепал впереди революционер, — А у нас объёмы иного характера!
Завёл нас этот авантюрист в гостиницу на отшибе, атаковавшую мои органы чувств при входе ароматом отборнейшей тухлятины, блевотины и прокисшего пива. Про вид интерьера оставалось лишь молчать, так как цензурные слова с языка бы просто испарились. Моё возмущение было столь велико, что первым делом, войдя, я сломал запястье здоровенному грязному полуорку, потянувшемуся лапищей к заду Стеллы. Вторым пришлось ломать пальцы выскочившему из-за стойки бармену, мечтавшему стукнуть меня по голове дубинкой. Вместо этого завывающего от боли мужика приложил рукоятью пистолета Крюгер, а затем, к моему вящему удивлению, обратился к воющему полуорку, нянчащему сломанную руку.
— Тебе же говорили, Лалдо, не распускай культяпки, — ласково улыбаясь, начал мой партнер, зачем-то приставив дуло своего пистолета к мошонке верзилы, — Сколько раз тебе говорили? Я говорил, Стен говорил, Вискара говорила… Кстати, о ней. Отстрелить тебе последнее яйцо, а, дружище?
— Третий…, - простонал аккуратно положивший поломанное на стол полуорк, — Третий, сс-сука…
— Да, дорогой мой, я жив, — еще шире улыбнулся разноглазый, приближая своё лицо к искривившейся от боли роже страдальца за любовь, — А теперь скажи своему визгуну заткнуться, пока мой приятель не кончил его, а затем тебя. А потом мы с ним уйдем в закат, а позади нас будет гореть твой хлев. Хотя, знаешь что? Я попрошу его тебя не мочить. Ты сгоришь заживо…
Огромный, грязный и страшный мужик моментально превратился в бритую чихуахуа, склонную к сентиментальности и полную жажды жизни. Нам со Стеллой слушать его скулёж было не с руки, поэтому, запихав кровоточащему бармену в пасть нечто, чем он когда-то протирал стойку, мы вышли подышать свежим воздухом. Парочка очень простых и молодых ребят, извлекая из карманов нечто короткое и острое, направилась к мирно стоящим нам, возможно желая закурить, но быстро скисли, увидев пистолет, вынутый мной наполовину из кармана.
Отвратительный город. Крейвенхольм по сравнению с ним образец порядочности и добрососедства.
— Кастор, можно вопрос? — неожиданно спросила Стелла, — Почему ты такой злой?
— Откуда такие мысли? — удивился я, — Что, по-твоему, я делаю такого, что может характеризовать меня как злого?
— Ты шутишь?! — красные брови полугоблинши взлетели на лоб, — Ты только что искалечил двух разумных! Может быть, на всю жизнь!
— Не было такого, — фыркнул я, отворачиваясь. Сборище бродяг в нескольких десятках метров от нас явно требовало плотного контроля. Кота я попросил перемещаться за нами по крышам, так что где он сейчас находится, не знал. Наверняка в безопасности. Рожи этих недоносков намекали, что суп с кота каждый из них навернул бы с великим удовольствием.
— Ты хочешь сказать, что я совсем тупая, да? — грустно спросила девушка.
— Я хочу сказать, что ты никак не можешь подружиться с реальностью, — вновь бросил я через плечо, не сводя взгляда с подозрительных уродов, которые периодически пыхали слабыми импульсами страха и злобы, — Ты хоть раз видела, чтобы я был жесток беспочвенно? Обидел ребенка или женщину, ударил животное? Вот это — жестокость. То, что я сделал с этими господами, называется не злом, а оперативно принятым и эффективным решением, полностью отвечающим требованиям текущих обстоятельств. Понятно?
— Н-нет, — раздалось мне в спину робкое.
— Ладно, тогда спрячься вон за тот угол и не отсвечивай. Быстро!
Бродяги, видимо, тоже пожелавшие закурить, двинулись к нам решительно, но резко остановились, увидев обнаженную саблю. Та для моих габаритов, хоть и тянущих сейчас на некрупного человека, всё равно была слегка великовата, а уж вкупе с плотным кожаным плащом, шляпой и полумаской… в общем, вполне хватило, чтобы бомжи решили искать на опохмел в другом месте. Я во всей этой сбруе произвожу впечатление хоть и грозное, но отнюдь не богатое, только вот красотка полугоблинша, зеленая как помидорка, для большинства граждан этого сурового мира, — не только много-много хорошего секса, но также и прибыль после. Думаю, что в любой бордель красноволосую оторвут с руками. Особенно в этом засранном городе. Причем именно что оторвут, а руки у входа отбросят собакам.
