И рассыпался на мегаполчище здоровых тараканов!
Противно шурша лапками, все они бросились на Рэкса, как голодные пираньи. Тот дернулся — не то от боли, не то от гадливости.
И в это мгновение его атака щита прервалась.
Долговязый отпрыск королевских ассасинов тут же воспользовался ситуацией. Он с ревом бросился на мужика с одной стороны, я — с другой. А принц Альба, вскинув руки, принялся создавать какой-то долгий и сложный конструкт...
И через полминуты абсолютного хаоса мы услышали звонкий возглас.
— В стороны от него! В стороны!..
Со стороны принца по воздуху проскользило ослепительно белое начертание.
Мы с долговязым послушно отскочили от противника и на всякий случай прикрыли головы руками, ожидая чего-то громкого и сильного...
Но ничего подобного не произошло.
Начертание плавно опустилось на Годзилу, вокруг которого все еще суетилось стадо моих таракашек. Он вздрогнул, поднимая вверх голову. На тупом лице отразилось недоумение — Рэкс не понимал, из какого угла ждать угрозы...
Через мгновение безопасной тишины его недоумение сменилось ухмылкой.
Принц тяжело дышал и, казалось, едва стоял на ногах. Сил он потратил явно немало. Вот только на что, никто из нас так и не понял.
Годзилла принялся чертить перед собой острием меча размашистый конструкт, точно вырубая его из воздуха, и тут ухмылка убийцы исчезла с его лица. Он замер. Потом громко застонал, роняя из правой руки меч и прижимая ее к груди.
И рухнул на колени, как подорванный небоскреб — медленно и эпично.
Второй меч тоже вывалился из крепкой руки, а на груди медленно расползалось кровавое пятно.
Тогда Годзилла закричал — громко, протяжно, как подбитый олень. И опрокинулся на спину, обеими руками зажимая кровавое пятно, из которого наружу стремительно вылезало что-то живое.
— Мать моя женщина, — полушепотом проговорил я, не в силах отвести глаз от жутковатого зрелища. — Это же ксеноморф!..
— Кто? Что? Не... Это олива карликовая, — проговорил незнакомым голосом Альба, медленно сползая на пол — стоять у него больше не было сил. — При должном сочетании трех начертаний... Духовный образ зерна превращается в материальный объект, который способен прорасти в любой почве. — его голос потерял силу и превратился в шепот. — Если их соединить с королевским символом плодородия... Можно ускорить безопасный рост семени за счет использования жизненных сил лица королевской крови... Такова плата... за благоденствие подданных в неурожайные годы...
Крик Годзиллы перестал походить на человеческий. Это был звериный вопль, от которого кровь стыла в жилах. А между тем крепкие корни на глазах выползали у него из-за спины, с хрустом раздвигая щели плато и врастая в горную породу. Сильный росток поднимался все выше, покрываясь нежными листочками.
Убийца умолк и начал усыхать на глазах, превращаясь из здоровенного мужика в самую настоящую мумию. На полутораметровом деревце наметились первые крошечные бутоны.
— Ваше высочество!.. — воскликнул долговязый и бросился к принцу. — Ваше высочество, остановитесь!..
— Уже все, — улыбнулся бледными губами Альба. — Все. Закончилось. Все хорошо...
— Твою ж мать, — пробормотал я, не в силах отвести взгляда от дерева мира, на моих глазах только что выросшего из груди живого человека. — Вот это сельское хозяйство!..
— Я люблю земледелие, — ответил мне Альба. — Как говорил мой прадед, долг короля — превратить свои владения в цветущий сад, а не в поле битвы.
Я хмыкнул. Представил себе вот такой вот цветущий сад с торчащими мумиями у корней.
Лепота, блин.
Между тем долговязый помог принцу подняться. Выглядел Альба скверно — на белоснежном лице алые пряди волос смотрелись как проступившие наружу кровавые жилы, под глазами чернели мешки, ноги подкашивались.
Но он был жив.
— Я рад, что ты оказался по эту сторону, — проговорил он, глядя в мою сторону.
— А я рад, что все, наконец, закончилось, — честно признался я.
— Дис... Он погиб? — сдержанно спросил Альба.
— Нет. Просто потерял сознание. Но целитель ему нужен чем быстрей, тем лучше.
— Слава богам! — с облегчением выдохнул Альба, и тут же будто смутился своей радости. — Это чудесная новость.
Опираясь на долговязого, принц подошел ко мне.
Я как-то невольно сразу весь подобрался и тоже встал — в первый раз, так сказать, с монаршей особой разговариваю.
— Мне придется покинуть школу сразу же, как мы вернемся, — сказал Альба, — Но это отнюдь не означает, что все хорошее и плохое, что произошло здесь, покинет мою память так же быстро. И если с плохим мне разбираться не по статусу, поскольку это дело его величества, то вознаградить за хорошее я точно вправе. Чего тебе недостает, Даниил? Я перед тобой в долгу, а мне не нравится оставаться обязанным. Чем отплатить тебе? Какую награду ты ждешь? И что, демон меня побери, за существо ты создал?..
Я тихо рассмеялся.
— А хрен его... То есть, я хотел сказать, не имею ни малейшего представления, что за существо у меня получилось. А что касается награды... Я бы хотел попросить за Стефанию Загорскую. Чтобы ее восстановили в звании. Я знаю точно: обвинения в ее адрес из-за случившегося в ратуше — ошибка. Если ваше высочество рассмотрит ее дело в частностях...
Альба нетерпеливо поднял руку, заставляя меня замолчать.
— Я не стану ничего рассматривать. Просто помогу, чем сумею. Не знаю, кто она такая и чем так запала тебе в душу, что вместо себя ты просишь за нее — но, видимо, на то есть причина.
Я вздохнул, вспоминая крепкую, как орех попку в синих брючках...
— Да, и еще какая!.. — мечтательно проговорил я.
На губах Альбы появилась какая-то хитрая полуулыбка, точно он подсмотрел мои мысли.
— Благодарю, — сказал я, не скрывая довольной улыбки.
Ура! Даня, у тебя получилось!..
— И это все? — спросил меня принц.
— Этого более чем достаточно!
Альба покачал головой.
— Тогда дополнительно от меня ты получишь десять тысяч золотых в ячейке Золотого банка и... — он смерил меня взглядом сверху донизу. — ... и три комплекта приличной одежды высшего качества от придворных мастеров.
— Не-не-не, ваше высочество! — запротестовал я, и тут же прикусил себе язык. Даня, придурок, ты таки с принцем говоришь, имей деликатность! — Нет, в смысле, спасибо огромное, деньги и одежда — они всегда кстати, тем более на мне вечно все горит — бывает, что даже в буквальном смысле. Но просто вот это вот все с кружевом и рюшами я носить не умею. Вот сет палача — роскошная вещь!
Альба фыркнул — похоже, он с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Этикетом, что ли, ему смеяться не положено?..
— Как хочешь, — сказал он. — Будут тебе три комплекта палача, из отличной кожи гиланской выделки. Чтобы не прогорали так быстро.
Сердце мое возликовало и возрадовалось!
Вот и чего на него все взъелись? «Молокосос». С чего он молокосос? Разумный, нормальный парень же!
— Спасибо, — искренне поблагодарил я его.
Альба как-то немного грустно улыбнулся.
— И все же раньше наши разговоры получались увлекательней и свободней. Не так ли?
Я почесал затылок.
— Пожалуй...
— Почему?
— Наверное, потому что в разговорах с девчонками у меня как-то больше опыта, чем с принцами.
— Да, может быть и так. Тогда не забывай только что полученный опыт — надеюсь, это не последний раз, когда мы имеем возможность беседовать.
Альба сделал знак долговязому, и они осторожно двинулись по ступенькам вниз.
А я не смог удержаться и подошел поближе к оливковому древу — взглянуть напоследок еще разок на крипоту по-королевски.
Оливка карликовая между тем все росла! Теперь ее крона уже терялась в вышине, ветви продолжали набирать силу, корни протягивались все дальше.
Хороший такой карлик, однако. Любопытно, это ее от королевского плодородия так расперло, или просто рослые оливковые деревья здесь как у нас секвойя?..
