Та, кому не суждено было стать волшебницей, собрала золотые волосы, скрыла под кожаным плотным чепцом, сменила легкое платье на штаны, короткую рубашку и плотный защитный фартук.
Не все братья узнали бы её сейчас. В пропитавшейся потом одежде, с вымазанным сажей и копотью лицом, с несколькими ожогами на плечах и предплечьях, с растрескавшимися кровоточащими губами, Мерк орудовала молотом, который для обычного взрослого мужчины был бы неподъемен. Но сила её спящего дара, сила крови первых людей, любимых созданий асторэ, позволяла не замечать тяжести и не ведать усталости долгие часы.
И в этой работе Мерк действительно забыла о своих бедах. О пустоте, что поселилась в сердце. И мире, который отказывался принимать человечество и терпел их лишь благодаря асторэ.
Она забывалась и соскальзывала в транс, плавя металл в тигле, разливая его в формы, обрабатывая и закаляя. Если хотела пить, то пила из ручья, протекавшего через два зала от её кузницы. Желала есть — питалась спелыми ягодами размером с яблоко, что росли на моховом ковре, украсившем стену возле лестницы, созданной словно бы из растаявшего воска.
Когда силы иссякали, Мерк спала прямо на полу, подложив под голову свернутое в валик пурпурное платье.
Однажды, проснувшись, она увидела девушку, ходившую по мастерской. Невысокая, с круглым лицом, веселым задорным носом и смешинкой на щеках, та касалась пальцами то одной металлической заготовки, то другой, проявляя живое, почти детское любопытство ко всему, что здесь находилось. Рыжие волосы она стригла коротко, что Мерк всегда считала настоящим преступлением против красоты.
— Так и думала, что ты вспомнишь обо мне первой, сестрица.
Она не была сестрой. Никто из остальных учеников асторэ не был ей ни сестрой, ни братом, но так они все считали, ибо объединяло их куда большее, чем память крови.
Сила магии стала им семейными узами.
— Я принесла тебе дары. — Мири чуть склонила голову, прислушиваясь к сердцебиению пламени, которое стало внезапно частым и громким. Огонь не ведал иных людей, кроме той, кто создала его. — Вино из ежевики и черноплодки, пирог из яблок этого года.
— Яблоки? — Чуть хмурясь со сна, Мерк приподнялась над своим «ложем». — Уже осень?
— Ты пропала на пять месяцев. Так что, конечно, уже осень, и она близка к своей середине. — Мири подняла изломанную дугу металла, всю словно бы оплавленную и изъеденную. Положила назад, рассеянно потерла пальцы, испачкавшиеся в ржавчине. — Нлон корит себя, что ты ушла.
— На нем нет никакой вины. — Мерк ощутила слабый укол сожаления, что не поговорила с учителем прежде, чем прийти сюда. — Но спасибо ему за такт. Он всегда слишком хорошо знает мое настроение и не стал беспокоить из-за пустяков.
— Хм... — Мири все еще изучала испачканные пальцы. — Нлон это Нлон. Да что там. Все асторэ куда мудрее нас. Интересно.
Мерк не стала спрашивать, что заинтересовало сестру. Такое случалось часто, ибо её дар показывал будущее или то, что могло бы им стать. Этим словом «интересно» рыжеволосая женщина отмечала видения, приходившие к ней столь внезапно.
Прямо в воздухе, соткавшись из морозных узоров, обрел форму маленький диванчик с полосатыми подушками, столик на одной хрустальной ножке, больше подходящий чаше для фруктов, изящный подсвечник, тарелки и фужеры. Мири с удовольствием присела и взяла с пола невесть как оказавшуюся там сумку.
— Я, знаешь ли, искала тебя здесь несколько часов и достаточно проголодалась. Нет-нет! — Она остановила Мерк, решившую присоединиться к ней, движением ладони. — Где твои манеры? Ты видела себя в зеркало? Ах да. Нет зеркала...
Зеркало появилось почти тотчас же, заняв дальнюю стену, но Мерк со смехом отмахнулась:
— Не могла бы ты...
Мири конечно же могла — и умывальник, больше похожий на целый фонтан, вспучив пол, вырос рядом с зеркальной рамой.
Мерк с удовольствием умылась, а затем вытерла руки пушистым полотенцем, отмечая, сколь приятно, когда ткань касается её кожи.
— Люблю тебя. — Мири аккуратно разрезала все еще дымящийся пирог, и в помещение, заполненное запахом кузни, где жар и металл пропитали даже стены, на мягких лапах карифского кота втекли ароматы выпечки, яблок и корицы. — Любой из нас таил бы обиду. Или по меньшей мере завидовал, но не ты. Все наши способности, то, чего ты лишена совершенно несправедливо, воспринимаешь без злобы.
— Злиться можно лишь на свой дар. И на ту сторону, закрытую для этого мира. Где-то в ней таится ключ к моим способностям, но достать его все равно что прыгнуть в бездонную пропасть. — Она села на диван, и Мири протянула ей тарелку с кусочком пирога. — Полагаю, Мальт прислал тебя.
— Он беспокоится, — не стала отрицать Мири. — Не меньше, чем Нлон. Даже больше.
— Отчего же не пришел сам?
— Границы слабеют. Мир, где могут жить люди и асторэ, сжимается. Мы потеряли много земель, пока ты здесь. Он сражается, как и все остальные.
— Но не ты.
— Я не очень-то приспособлена для битв. — Она повела покатыми плечами. — Выпечка занимает меня куда больше.
— Но ты видишь грядущее, сестра. Скажи мне, есть ли решение?
— Увы, грядущее не подчиняется моим желаниям, Младшая. — Мири чуть вздохнула, открывая кувшин с вином. — А было бы неплохо. Оно подсовывает мне иногда странные вещи. Например, сказало, что завтра, то есть сегодня, я буду пить апельсиновое вино. Назло ему взяла ежевичное с черноплодкой.
Она налила хмельной ярко-оранжевый напиток в прозрачный бокал, затем поймала на губах Мерк усмешку.
— Апельсиновое, чтоб его.
— Ты продолжаешь пытаться управлять будущим, и вот результат.
— Я не меняю нити с тех пор, как Нлон запретил, это лишь попытка обмануть видения.
Мерк знала, что за всей этой мягкостью сестры скрывается много-много упрямства. А еще любопытства. И стремления познавать нечто новое. Двигаться вперед. Мири, как тщеславный вор, для которого запрет словно сложный замок — вызов. Маленькую рыжую сестру никогда не останавливали запреты. Её остановило кое-что другое.
Когда асторэ поняли, что Мири видит нити, первооснову волшебства, и может их менять, а это, в свою очередь, меняет магию, ибо один конец нитей здесь, а другой теряется на той стороне, они призвали тех, кто стал следить за своеволием людей.
Миерон называл их сулла, а Моратан куда более точно — убийцами гвинов.
И теперь Мири только смотрела, но не меняла.
Почти... не меняла.
Касалась их столь незначительно, чтобы не привлекать к себе чужого внимания.
— Какие еще новости, кроме борьбы с тьмой?
— Мальт решил построить город. На юге, в плодородной долине. Теперь они спорят с Милтом о названии.
— И какие варианты?
Мири скорчила рожицу:
— Смешные. Странные. Пафосные. Ты же знаешь наших братьев. Уверяю тебя, что ни одно название из предложенных не подойдет. Город, если он когда-нибудь появится, назовут Аркус.
— А им об этом известно? — Вопреки желанию сохранить серьезность, Мерк не могла не улыбаться.
— К чему? Пусть забавляются, споря друг с другом до хрипоты. Что ты пытаешься здесь сделать?
— Что бы ни пыталась, ничего не выходит. — Она уклонилась от прямого ответа.
— Хм... Тебе отказано в способности пользоваться даром, но он никуда от этого не денется из твоей крови. Та сторона закрыта для всех, а вот её дыхание... Металл ржавеет и плавится, стоит тебе начать работать с ним. Очень интересно. Сталь не подходит. А золото?
— Я не пробовала. Пока. — Она отведала кусочек пирога, одобрительно кивнула. — Твоя выпечка, как всегда, чудесна.
— Это мелочь. Основной подарок вот.
Мири не удержалась от театрального жеста, но серьезность сохранить не сумела, подмигнув сестре с видом заговорщицы, замыслившей невероятную шалость. Поперек её двух ладоней, сформировавшись из воздуха, упал тяжеленный брус. Руки предательски подались под его весом, но все же гостья смогла удержать странный дар и положила на стол перед Мерк.
