В костеле Ласка застрял надолго. Огромный зал, высоченный потолок, цветные витражи на окнах и скульптурный Большой Алтарь. То ходил, еле переставляя ноги, то замирал на месте, как какой-то простак из деревни. Если бы не Вольф, наверняка бы кошелек и даже саблю срезали бы, а Ласка бы и не заметил.
— Что расскажешь? — спросил Вольф уже на выходе.
— Что пусть в плане филиокве они неправы, но Господа любят всей душой, — сказал Ласка, — Не хотел бы я с ними из-за духовных разногласий воевать.
— А из-за земельных? — ехидно спросил Вольф.
— По мирским причинам сколько угодно, — ответил Ласка совершенно серьезно, — Ляхи народ суровый и сильный, им слабину показывать нельзя.
— Так и будете воевать всю жизнь? Я не лях, если что. И не католик.
— Зачем всю жизнь? Что наше, то наше, а что их, то их. Границу справедливую размежуем и будем жить как добрые соседи. Может еще вместе против немцев каких или против татар сходим. Извини, ты же немец?
— Рижский немец. Но воевать ни за кого не буду.
— Как так?
— Земли, чтобы ее защищать, у меня нет. Присягу я никому не давал. Моим городом правит папский епископ, а я лютеранин. Если епископа подвинут, то какой бы над Ригой князь или король ни встал, ничего не изменится. И шляхта местная останется, и бургомистры, и старосты. Только в тот же замок на тот же трон новая жопа сядет. Или даже не сядет. Флаг над замком сменит, а сидеть будет на троне в Вене, Стокгольме, Кракове или Кенигсберге.
Ласка поморщился и ничего не ответил.
— Вот это Суконные ряды, — сказал Вольф, показывая на новое здание напротив входа в собор.
— Надо будет сукна купить на все деньги, сколько останется, — сказал Ласка, — Как раз всей семье на кафтаны.
— Сначала пусть останется, тогда и зайдем.
— Ага. А зачем тут нож висит? — спросил Ласка, показывая на нож, подвешенный у входа в Сукеннице.
— Этим ножом строитель правой башни Мариацкого костела убил своего брата, строителя левой башни, из зависти, что братова башня получается выше. Потом покаялся, спрыгнул со своей башни и разбился насмерть. После этого его башню достраивать не стали, а на башне младшего сделали крытую наблюдательную площадку. Говорят, с нее очень далеко видно.
— Зря он так. Точно сам, или бес попутал?
— Да бес, конечно. Кто в своем уме так поступит? Если только из-за бабы, но в этой легенде баб нет. В другой есть. Видишь голубей?
— Спрашиваешь!
— Говорят, что часть этих голубей, уж больно их много, чтобы говорить, что все, на самом деле никакие не голуби, а рыцари древнего князя Генрика. Он хотел стать королем, для этого надо было получить благословение у Папы, а на подарок Папе не хватало денег. Генрик пошел к ведьме. Ведьма сказала, что обратит его рыцарей в голубей, и они принесут на площадь камушки, которые превратятся в золото. Но рыцари примут человеческий облик только когда Генрик наденет корону.
— Серьезно? — удивился Ласка, — Отправить Папе колдовское золото?
— Ага, — кивнул Вольф, — С ведьмами и колдунами всегда ищи какой-нибудь подвох. Наверное, она Генрика заколдовала.
— Дай угадаю. Папа пересчитал золото и очень удивился, увидев камушки. Генрик вернулся в Краков несолоно хлебавши, а рыцари остались голубями.
— Именно так.
— Что стало с колдуньей? Сожгли?
— В легендах об этом нет. Генрик прожил после возвращения очень недолго и был отравлен. Детей он не оставил.
— Но какую выгоду получила с этого колдунья?
— Вот, — Вольф развел руками, намекая на голубей.
— Ей мешали рыцари?
— Или у нее были личные счеты с кем-то из них. Никогда не доверяй ведьмам.
— Слушай, а разве ведьмы такие сильные? — удивился Ласка.
— Большинство из них мышь не заколдуют, — ответил Вольф, — Но единицы дорастают до такого мастерства, что слушать страшно.
— Это ведь раньше было, очень давно? — спросил Ласка и вздрогнул.
— Да. Но не думай, что все сильные ведьмы и колдуны поумирали. Скорее, они стали скромнее и работают тоньше. Или не оставляют следов. Я вот тоже думаю, что если ведьма вот так вошла в легенды, то будь я следующий князь, я бы сжег ее просто на всякий случай, чтобы ее больше не было.
— Я тоже.
10. Глава. Пан Твардовский и король Сигизмунд Август
— Я не пойму, мы куда-то идем, или ты просто город показываешь? — спросил Ласка.
Всю дорогу он думал, как он будет бить челом королю или королеве по поводу виленского воеводства. Лишь бы на прием попасть, а там несложно будет. Голова на плечах есть, в польском языке попрактиковался. Чорторыльский на должность формально подходит. Тем более, что были бы претенденты получше, уже бы сидел в Вильно новый воевода.
— К королю мы сразу не пойдем, — сказал Вольф, — Мы пойдем к пану Твардовскому.
— К кому? — удивился Ласка.
Батя не называл такую фамилию, рассказывая о польской аристократии.
— Его Чорторыльский при тебе же поминал. Колдун, который на петухе летает.
— Зачем нам колдун?
— Пан Твардовский — личный астролог Сигизмунда Августа.
— Астролог?
На Руси астрологией не баловались, а знанием звездного неба пользовались исключительно для определения своего положения на грешной земле. Вольф вкратце пояснил, что есть такая наука, которая по положению звезд над младенцем определяет судьбу человека чуть ли не на всю оставшуюся жизнь, да еще и позволяет жену подобрать.
— Что же Сигизмунд Август до сих пор не женат? — спросил Ласка, — Астролог под рукой. Возьми да посчитай гороскопы на всех принцесс в округе. Даже, наверное, и считать не надо, уже у всех посчитано.
— Королева Бона договорилась женить его на принцессе Елизавете, дочери Фердинанда Первого из Вены. Принцесса еще не вошла в возраст, как подрастет, так и сыграют свадьбу.
— Знакомый обычай. Так и мои родители договорились для меня насчет невесты. Подрастет — женюсь.
Подошли к ратуше. Она представляла собой башню и пристроенный к ней большой дом со стенами без окон.
— Здесь в подземелье тюрьма, над ней кордегардия, — сказал Вольф, — Еще казна с казначеями и счетоводами, часовня и звонница. В амбаре рядом — склад провизии на случай осады.
— И для таверны место осталось? — Ласка показал на вывеску над одной из дверей.
— А как же. Ее кто-то из казначеев держит. Но нам не туда. Вон, смотри, справа у дома позорный столб, клетка и помост с плахой.
— У столба человек, и в клетке кто-то сидит.
— У столба вор, в клетке нечестный торговец. Плаха для убийц и грабителей. Мы туда идем, потому что там рядом Славковская улица, и дом Твардовского.
Надо полагать, Твардовскому принадлежал не весь большой каменный дом прямо на рыночной площади столицы.
— Здесь живет известный чернокнижник и алхимик Твардовский, астролог самого Сигизмунда Августа, если молва не врет, — сказал Вольф.
— Так вот просто живет на рыночной площади чернокнижник? — удивился Ласка, — И все знают?
— Кому стоит знать, те знают, — ответил Вольф, — Простаки, конечно, нет.
Пан Твардовский жил довольно скромно. Хотя и в столице, и в каменном доме. Но при доме конюшни у пана не было. За всю прислугу у него бегал один неприметный мужичок, почему-то попахивавший серой.
— Добро пожаловать, шановны паны, в мою скромную обитель! — сказал Твардовский, спустившись к гостям.
Рядом с паном к гостям вышел крупный петух, высотой и шириной не меньше, чем с табуретку. Ласка как-то видел великого князя, выходящего из терема. Рядом с князем с такой же грацией шла длинноногая борзая собака.
— Пан очень любезен, — ответил Вольф.
— Я смотрю, вы издалека. Пан в кафтане не из Московии случайно?
— Из самой Москвы, — ответил Ласка.
— Прошу за стол. Знаете ли вы, что такое настоящий польский обед?
— Примерно представляем.
— Обед должен состоять из четырех блюд, в том числе двух мясных и двух овощных, все на свежем сале.
