– Ах, прости, я неточно выразился… Бумага сгорела, конечно же. Но книга-то осталась в твоей памяти! И восемь лет ей понадобились для того, чтобы написать себя заново, так? А когда работа была закончена, она стерла и твои воспоминания о прошлом…
– Нет, – сказал бывший лекарь ровным голосом. – Она стерла не просто воспоминания, а меня самого вместе с тем миром, где я жил.
Двуликий, ты пытаешься меня обмануть?! Хватит медлить!
Его протянутая рука вдруг сделалась очень тяжелой, а в кончики пальцев вцепился холод и стал постепенно пробираться все дальше и дальше. До запястья ему поживиться было нечем, но потом началась живая плоть, в которую холод вцепился с восторгом голодного пса.
– И что сейчас делает твоя книга?
– Поглощает… пожирает… чужие болезни. Любые. Чего ты хочешь, грешник? – Карел взглянул на Парцелла, потом на Ивер, и внезапно все понял сам. – Я не сумею излечить эту девочку, потому что… Разве ты сам не чувствуешь? Сейчас ледяная фаэ делится с ней силами, а на самом деле она… мертва. Холод убивает быстро, знаешь ли.
Теймар опустил руку, стирая узор.
– Знаю, – сказал он с усталой улыбкой. – Спасибо, Карел. Мэтр Арно, у меня просьба. Вы же видели, сколько печатей на самом деле связывают меня и дьюса?
– Видел, – ответил печатник с таким невозмутимым видом, как будто происходящее его вовсе не пугало. – Всего одна. И чего ты хочешь?
– О-о, сущего пустяка. Я собираюсь сейчас задать Ее Величеству последний вопрос. Если прозвучит «нет»… снимите эту печать, мэтр!
Спрашивай, сказала фаэ. Я устала ждать…
Одинокое облачко брело по бледно-голубому зимнему небу, словно отставшая от стада овечка. Вид у него был очень несчастный, и Ивер не устояла.
– Мне его жалко, – сказала она, надув губы. – Надо что-то сделать!
– Делай, – милостиво согласился Парцелл. – Разрешения спрашиваешь? Помнится, на то, чтобы разбить мой махолет, оно тебе не понадобилось…
Ивер обиженно топнула ногой, а грешник расхохотался.
– Ну держись! – пробормотала девочка. – Сейчас я тебе задам!
Из окрестных сугробов тотчас же поднялись высоченные костлявые фигуры, вооруженные изогнутыми саблями, и ринулись на Парцелла, но в шаге от него застыли и рассыпались снежной пылью. Грешник лукаво погрозил Ивер пальцем и указал на облако, которое почти не сдвинулось с прежнего места:
– Ну-ка, хватит отлынивать. Взялась за дело, так доводи до конца!
Насупившись, она уставилась на небо – заблудившаяся там «овечка» уже никаких чувств не вызывала, кроме раздражения, – и в этот миг позади них скрипнула дверь.
– Обед готов, – сказала Дженна. За ее спиной маячил Гром. – Вы идете?
– Да-да, – заулыбался Парцелл. – Конечно же! Ивер?
– Я догоню, – проговорила девочка, не оборачиваясь. – Я скоро.
– Скажи мне, только честно – ты блефовал?
Арно испытующе глядел на него, ожидая ответа.
– Что вы, мэтр. Я не умею лгать.
– То есть ты был готов отпустить дьюса на волю, чтобы он сразился с фаэ? Ты был готов купить наши жизни ценой собственной? Я не верю. Так не бывает.
Он вздохнул.
– Знали бы вы, мэтр, сколько раз подобные разговоры уже происходили в прошлом… Можете не верить, если вам от этого легче.
– Хм. Интересно, я бы смог когда-нибудь научиться отличать твою снисходительную вежливость от изощренного издевательства? Ладно, пустое. Я вот что еще хотел узнать…
– Моя очередь, мэтр.
– Что? Ах, да. Спрашивай.
– Зачем вы отдали Белле те листочки с печатями?
Воспоминание, яркая вспышка: Симон ведет мастера и его куклу по заснеженному полю, впереди их поджидает махолет. Оба пленника выглядят покорными, словно агнцы, но Теймар видел, как кукла прятала в рукаве две тонкие полоски бумаги с нарисованными на них черными знаками. Симон доволен тем, что выполнил задание повелителя, и даже не догадывается, какой неприятный сюрприз ждет его в скором времени.
– Вы же понимаете, что дали ей в руки оружие?
Старый печатник покачал головой и сокрушенно вздохнул.
– У тебя короткая память, дружище. Я уже говорил однажды, хоть и по другому поводу, что неуч не должен владеть столь прекрасной вещью. Считаешь, я не прав?..
Он замер у порога, гляда на счастливое лицо Дженны. Ее сестра вернулась – пусть и не насовсем, но все-таки вернулась! Уже не в облике полупрозрачной фигуры, невидимой и неосязаемой, а в человеческом обличье, почти такая же, как была раньше…
«Спасибо, – только и сумела сказать ему Дженна в ту ночь, когда снежная буря улеглась. – Ты сотворил чудо!»
Ну-у… чудо или нет, но решение было изящным, признаю.
«Помалкивай…»
Эй, не груби! Не то я в следующий раз сам попрошу какого-нибудь мага стереть нашу печать.
«Ну да, ну да. И отправишься в Иномирье, умирать от скуки».
Уж найду я себе дело, не переживай…
Ответить дьюсу Теймар не успел: ему в спину врезался увесистый снежок, и тут же раздался веселый смех Ивер. Дженна возмущенно ахнула, но потом тоже рассмеялась, и вскоре хохотали все пятеро – три человека, вселившийся в одного из них дьюс и снежная фаэ, отчего-то пожелавшая остаться в мире людей…
«Пусть она следует за зимой, – сказал Теймар, и королева льда и снега не убила его сразу, позволила продолжить. – Когда в этих краях наступит весна, ты уйдешь дальше на север вместе со своими подданными – и она пойдет за тобой. Но осенью, едва выпадет первый снег, Ивер вернется домой и проведет полгода с сестрой и родителями, которые ей столь же дороги, как и ты. Она не может быть чем-то одним, она должна остаться одновременно и человеком, и фаэ! И ты поймешь это, если в самом деле ее любишь!»
…А на следующий день, когда в небо поднялся махолет, чье крыло целую неделю ремонтировал визенский мастер, смотритель маяка услышал стук в дверь. Удивленно хмыкнув, он пошел открывать – и увидел на пороге девочку-подростка, которую не раз встречал поблизости от маяка в самом начале зимы. Потом говорили, что она пропала без вести во время бури. Что ж, ошиблись… или он перепутал?
– Пожалуйста, – сказала девочка очень серьезно, глядя на него снизу вверх. – Разрешите мне вам помогать!
