— У нас лучше, — сказал я сам себе и повернул к туалету.
Я уверенно шел к белому домику в дальнем углу лагеря. Миновав сторожку Трофимыча и махнув деду рукой, я прибавил шагу. Меня не пугала неизвестность, которая могла ожидать в лесу за туалетом. Вряд ли там таился некто, опаснее Витька и Васька: описанные в деле о похищении вожатых кошмары все равно творились ночью.
Лес звал меня. И я торопился навстречу неизвестности. К моему удивлению на полянке за туалетом мне пришлось спугнуть своим появлением троицу курильщиков из старших отрядов, в двух из которых я узнал вчерашних персонажей: высокого блондина с длинными лохмами и его маленького юркого дружка. Ребята, завидев меня, побросали сигареты и кинулись в сторону туалета, чуть не зашибив третьего по затылку гитарой. Значит, они спугнули пригласившего. Я закрыл глаза и постарался поймать зов. Он отозвался весьма скоро, и я направился в чащу. Трава в лесу была по пояс, густая, жесткая. Она больно секла ноги, с трудом сминалась подошвой. Такой растительности в Кемете я никогда не встречал. Надо будет исследовать, я сделал себе заметку на память, и продолжил идти вглубь леса.
Минут через десять я достиг еще одной поляны, большой, солнечной. На ней не росло непроходимой травы или ободранной конопли — только коротко подстриженная мягкая зелень, усыпанная, словно горошинами, красными ягодами. Но неизвестные плоды сейчас меня ни капли не волновали. Посреди полянки возвышался пень, а на нем, покрытая слоем мха, стояла некая штуковина. Справа на ней располагались клавиши как у пианино, слева — уйма мелких белых кнопочек. Наверняка, музыкальный инструмент.
— И что это такое? — я почесал в затылке, боясь прикоснуться к подозрительному подарку.
— Замшелый баян, — отозвался звонкий девичий голос, и я увидел, что у пенька стоит полупрозрачная бледная девушка в струящемся зеленом платье.
В ее волосы были вплетены гибкие березовые ветки, а по подолу пришиты папоротники, коих в лесу не перечесть.
— О, доброе утро, — поприветствовал я девушку. — Только… зачем он мне? И кто вы?
Красавица грациозно обошла пень, набубнивая себе что-то под нос, а потом заявила:
— Бери, только мох не снимай. Увидишь!
— Это ваш подарок? — спросил я, поднимая тяжеленный баян с пня.
— Не мой, это вам от Бабы Яги. Берите, пригодится.
— На конкурсе песни, — усмехнулся я.
Я прощупал весь музыкальный инструмент, но ничего необычного тот не излучал. Никакой магии. Что еще взять со старой вещи, которой лет пятьдесят никто не пользовался.
— Может, и на конкурсе, — улыбнулась девушка, — и передавай Ивану Дуракову, что Яга его в гости ждет.
— Х…хорошо, только где ее найти?
Ее ответ меня несколько обескуражил:
— В избушке на курьих ножках!
— Где? — не мог я поверить своим ушам.
Нет, я представлял нетеру с головами животных. Но чтобы кто-то из высших имел внешность дома с куриными ногами… Фантазии умалишенных! Пока я на мгновение отвлекся на мифологические мысли — девица исчезла, и я остался наедине с замшелым баяном.
Я надел инструмент на спину, словно рюкзак, благо, ремни пока не обросли мхом, отправился в лагерь.
'Баба Яга, избушка на курьих ножках — явно нечто, не принадлежащее этому миру, интересно, зачем им понадобился Иван, и связано ли это с расследованием дела вожатых? — мысли чередой сменяли одна другую. Следующие размышлизмы повергли меня в еще больший шок. Таинственные незнакомцы завели в лес, куда никто раньше не ходил. Пока недалеко от лагеря. А что дальше? Странно все это. К тому же, зачем Яге понадобилось отдавать Дуракову замшелый баян, от которого несет как от заплеснелых тряпок? Скорее всего, в этом и кроется разгадка таинственного дела. Возможно, бабе известно о похитителях девушек, и она решила предупредить очередное преступление, снабдив отдел странных явлений неким безотказным артефактом.
— О! Вожатая возвращается! Шухер! — это опять курильщики разбежались в стороны.
Я окинул их грозным взглядом, а потом встал посреди полянки, снял украшение и заорал на них мужским голосом:
— А ну марш к конкурсу готовиться!
Парни, подумав, что они докурились до так называемых глюков, и им мерещится вожатая, орущая словно мужлан, вылезли из кустов и замерли словно статуи.
— Неинтересно нам песенки детские придумывать! — заявил один.
— Родители уже надоели, отправляют отдыхать к мелюзге, скучно, — добавил другой.
Я ехидно улыбнулся и, надев украшение на шею, ласково сказал:
— А давайте взрослую придумаем.
Сев на траву, я снял баян с плеч. Никогда не доводилось мне играть на таком музыкальном инструменте. Ну ничего, теперь нельзя оплошать.
Только пальцы коснулись клавиш, как баян сам начал издавать весьма мелодичные звуки, а наркоманы хором запели: 'Пойдем, Дуня, во лесок, во лесок, сорвем, Дуня, лопушок, лопушок…. Хлопая глазами, крича, я уронил музыкальный инструмент на землю, а мальчишки с воплями: 'Глюки! кинулись на территорию лагеря.
Когда баян замолк, я вновь перекинул его через плечо и тоже направился в корпус. Меня трясло. Мне довелось обрести магический предмет неизвестного действия.
На баян косились все встреченные на пути дети, вожатые и даже Трофимыч, который, окинув взглядом замшелый артефакт, пригласил вечерком зайти на водочку и песенки попеть. Я еле отказался от его лестного предложения. Пил я уже водочку под песенки, с меня хватит.
Дойдя до корпуса, я уселся вместе с забавным инструментом на скамейку у входа. Судя по доносившимся изнутри звукам, репетиция увлекательной баллады о наших с Дураковым приключениях, еще не закончилась. Мотивы стали намного бодрее и напоминали горячо любимые товарищем мотивы 'Короля и шута'. И тут меня позвали:
— Эй, Юля, а почему у тебя баян такой грязный?
Я поднял взгляд. Перед ней стояли Наташа и черноволосая девушка, как та представилась, из пятого отряда.
— Да вот в лесу нашла, — пожал я плечами.
Врать не врал, но и всю правду девушкам вовсе не обязательно выкладывать.
— Думаю, сыграть на нем на празднике, — улыбнулся я им, касаясь рукой клавиш.
— А ты музыкальную школу закончила? По какому классу? Я на фортепьяно играла! — хвасталась черненькая.
— Кеметская арфа, — подмигнул я.
Девушки переглянулись, видимо, разыскивая ответ на вопрос: что же это за инструмент такой экзотический. Но я тут же отмахнулся:
— Не важно. Зато теперь баян имею замшелый, а он народные песни наигрывает, словно гусли-самогуды.
— Дай попробовать! — черненькая прыгала вокруг музыкального инструмента, что я не смог не уступить.
