— Кеметская арфа, — подмигнул я.
Девушки переглянулись, видимо, разыскивая ответ на вопрос: что же это за инструмент такой экзотический. Но я тут же отмахнулся:
— Не важно. Зато теперь баян имею замшелый, а он народные песни наигрывает, словно гусли-самогуды.
— Дай попробовать! — черненькая прыгала вокруг музыкального инструмента, что я не смог не уступить.
Вожатая пятого отряда села рядом на лавочку и с трудом натянула на плечи грязные лямки. Она, естественно, спросила, почему я не вымою инструмент. И в ответ получила, что только замшелые баяны издают непередаваемые звуки.
Опять, стоило пальцам музыканта нажать на одну из клавиш — инструмент изогнулся и принялся сам наигрывать известные ему мотивы.
— Ах вы сени мои, сени, сени новые мои, сени новые, кленовые, решетчатые! — запевала Наташка под музыку, — Ань, давай 'Калинку'.
Она даже пальцами не шевелила, а из баяна уже вовсю лилась заказанная песня.
— Занятная игрушка! — смеялся подошедший парень-вожатый, — ну, третий отряд с таким всех победит!
Тут артефакт услышал слово 'победит' и начал наигрывать очередную песню 'Этот день Победы порохом пропах… Вокруг Ани с ее странным инструментом начали собираться не только вожатые, но и школьники из всех отрядов.
Курильщики, на которых мне довелось испробовать игрушку, с опаской оглянулись, несколько раз пройдя мимо, но к компании слушающих так и не примкнули.
— Ну все! Репетиция окончена! — крикнул Иван, выйдя на порог корпуса.
Парень обомлел. Такой толпы слушателей он не видел со времен его собственного концерта на кеметских просторах. Только звездой теперь был не он, а незнакомая пока девушка с грязной гармошкой, напевающая старые как мир песни.
— Эй, Вань, мне тут один артефакт передали! — я вскочил с ногами на скамейку и, маша руками, пригласил его спуститься.
Парень подошел к музыкантше и попытался с ней заговорить. Девушка, словно кукла, не двигаясь, сидела, впившись пальцами в клавиши баяна. Толпа тоже, будто загипнотизированная, зачарованно слушала звуки странного инструмента.
— Юля, что это значит? — шепнул он мне, назвав именем Шаулиной для правдоподобности сцены, вестимо.
— А что?
— Все в трансе.
Я попытался прокричать несколько песен в толпу, которые не попадали в такт играемому на замшелом баяне.
— Что это значит, Неб, где ты нашел эту хренотень?
— Это не тень от хреновых листьев, а музыкальный инструмент и ценный артефакт. Мне его странная девица в лесу подарила. Говорит, баба какая-то тебе одолжила.
Мы могли обсуждать что и как угодно, все равно, остальные кроме песен гипно-баяна ничего не слышали.
— Так, а почему на нас с тобой эти звуки не действуют?
Я огляделся. У выхода из корпуса, впав в транс, уже толпились детишки из третьего отряда, народ у скамейки послушно напевал 'Во поле березка стояла', и только два человека могли адекватно воспринимать все вокруг — мы.
— Ладно, спишем все на мои способности и твое умение видеть магию. А теперь приводим всех в чувства и прячем баян в музыкальной комнате. Если нам его передали, значит, он зачем-то нужен.
Иван кивнул, я аккуратно взял Аню за руку и отнял ее пальцы с нажатых клавиш. Сразу же музыка стихла, и все принялись аплодировать, а исполнительница, взявшись рукой за голову, прошептала:
— Ой, как же я устала…
Аннушка взяла пару тональных аккордов. Исцарапанное исписанное белое пианино, с виду развалюха, издало красивые звуки. Дети начали петь. Звонкий дискант солиста, десятилетнего Коли Петрова, заполнял уютное помещение музыкальной комнаты. Его, как заметила вожатая, 'божественный голосок' всех сводил с ума. Хор девочек подпевал солисту. А двое вожатых играли в четыре руки. Аня в свое время была одной из лучших учениц рязанской музыкальной школы. Она мечтала поступить в Гнесинку, но не сложилось. В конкурсе она не выиграла, и поэтому пришлось остановить свой выбор на Саранском педагогическом. Каждое лето девушка ездила в 'Березку', где она не только работала по специальности, но и давала волю своей фантазии и проводила музыкальные мероприятия.
Мелодии и красивые звуки были Аниной стихией. И Костя, ее лучший друг, такой же обделенный музыкальной судьбой парень, уже третий год как помогал девушке в ее летней работе. Вожатые сочинили немало песен, ставших хитами 'Березки', и вот, у них рождалось новое творение в исполнении голосистого мальчишки.
Девушка с парнем в четыре руки нажимали на пожелтевшие клавиши пианино, иногда то один, то другой давили на педаль, и музыка непрерывным потоком лилась в зал, завораживая поющих детей.
И вдруг Костя остановился, звук доминантного аккорда, словно заевший трек, испортил всю песню, нарушил гармонию музыки. Парень смотрел в одну точку прямо перед собой.
Крышка пианино медленно открывалась.
— Балерина! Балерина! — скандировали девочки из хора, припоминая хит Димы Билана с Евровидения.
Но вожатым было не до запланированных танцовщиц, вылезающих из музыкального инструмента. Коля, испугавшись, осмотрелся. Все стояли как вкопанные, наблюдая за спонтанным представлением.
А в это время Аня, отпихнув стул, вскочила и дико закричала, что не услышал ее только глухой. Но почему-то никто не спешил на помощь.
Из белого пианино вылез маленький красный демоненок, и из его лапки выскользнула и плюхнулась на клавиатуру упаковка то ли от пряников, то ли от печения с иностранной надписью 'Bloody Cookie'.[5]
Восторженные ребятишки кинулись к неизвестному волшебному существу, зато великовозрастные детины Анечка и Костенька проявили себя как последние трусы. Девушка упала в обморок, а парень вместо того, чтобы взять ее на руки и унести в корпус, уведя следом и детишек, кинулся прочь, крича, словно свинья резаная.
Коля, единственный, адекватно воспринимавший ситуацию, попытался унять обалдевших девочек, которые уже успели попробовать малиновое печенье — угощение подозрительного нелюдя.
— Уходим! Сматываемся! Девчонки! — пытался их вразумить мальчик, но хор его не слушал.
Девочки повернулись к нему, и солист заметил, как в их зрачках проскочил недобрый огонек. Глазницы всех без исключения отведавших угощения демоненка окрасились в красный, и они, рыча, урча и улюлюкая, наступали на мальчика.
— Вы что? — не понимал он.
Но девчонки не слышали его криков, они переступили через бесчувственное тело вожатой и, подняв руки, высвободили длинные, сантиметров по пять, когти.
