Пока Ваня приближался, до него донесся их диалог:
— Ашхабад. — сказала Машка.
— Днестр. — Ответил Петька.
— Это река.
— Тогда Дунай.
— Тоже река.
— Душанбе.
— Екатеринбург.
— Ганновер. — познания такого рода определенно были связаны у Петьки с сосисками.
— Ростов.
— Витебск.
— Красноярск.
— Калининград
— Душанбе.
— Было.
— Дамаск.
— Керчь.
Видимо запас городов на "Ч" был исчерпан, или Петька вообще их не знал, но так или иначе после минутного раздумья он смог выдать только:
— Машка дура!
— Нет такого города. — ехидно сказала сестра.
— Нет, так будет! Привет Вань.
— Привет. — сказал Ваня подходя к качелям. — Как дела?
— Да жду Нового Года. Мне папа обещал велик подарить.
— А мне телескоп. — сказала Маша.
Они продолжали раскачиваться на качелях и снова затеяли перепалку. Петька утверждал, что сестра дура, и смеялся над тем что она зубрила. Каким-то образом у него удавалось совмещать эти две противоположные истины, как это получается только у детей. Но и сестра не отставала, насмехаясь над умственными способностями брата. Она перешла на снисходительный тон и отлично знала, что он ненавистен брату. И они совершенно забыли про Ваню, который покраснел от ненависти.
С Ваней случилось тоже самое, что и в магазине. Разговор о подарках и об отце привел к тому, что Ваня возненавидел близнецов. Им, видите ли, подарки, праздничный обед, а ему дулю с маком. Близнецы превратились в набор формул, и Ваня увидел насколько они похожи. Асимметрия их решений была идентичной. Формулы детей были почти полностью нерешенными, а те, что имели ответ, очень простыми. У них было огромное количество двоек, троек и единичек. И теперь Ваня знал что делать. Из его тела полетели две тройки и, найдя нужный пример, встали на свои места. Получилось три делить на три. Причем у близнецов Ванины тройки встали в одинаковые уравнения. Они находились в одних местах, но почему-то ничего не происходило. Их уравнения не хотели заполняться, и вскоре Ваня понял почему. До них у обоих близнецов стояло огромное количество нерешенных формул. Вот одновременно у каждого две формулы получили ответ. Но до нужных ему оставалось еще как минимум пятнадцать уравнений. И тогда Ваня понял, что надо помочь им решиться. От него полетели различные цифры. Он расставался с ними легко, так как все они были большими. У близнецов уравнения стали получать ответ. Три плюс шесть, равно девять. Четырнадцать умножить на пять, получится семьдесят. Корень из восьмидесяти одного — девять. Решения летели и наконец, он добрался до нужных ему формул. У обоих близнецов уравнение три делить на три встали на первое место, и уже чья-то другая рука записала ответ. Один. Как и прежде единица вспыхнула и превратилась в желтую точку. И две точки полетели к Ване. Когда они достигли его уравнений, на обоих качелях лопнули крепления. У Петьки правое, а у Машки левое. Качели повисли на одном креплении, а дети наклонились в сторону друг друга и ударились головами. Оба заплакали от боли. Ваня улыбался.
Глава 11
Давид встал и пошел к выходу из аэропорта. Он направился к стоянке машин и быстро нашел ту, в которой хозяин забыл ключи. Такие фокусы основа колдовства, теоретически для них достаточно купола удачи. Давид поехал в сторону города. Сначала надо было заехать в театр. Он выбрал не самый большой, а находящийся на окраине и фактически являющийся театром самодеятельности. Но все что ему нужно там было. Давид порылся в музыкальных дисках, и обнаружил что хозяин машины поклонник Шансона. Это его слегка позабавило, как и одеколон, запах которого витал в воздухе. Давид закурил, и опустил стекла, чтобы выветрить запах. Потом в окно полетели все диски. Давиду не нравился Шансон.
Он включил радио. Ему повезло, на одной из станций играла Enya. Композиция называлась Carribean Blue и пришлась Давиду по вкусу. Он вообще любил спокойную музыку. Ему нравились некоторые классически композиции, нравилось что-то из современников, но главное в музыке было вовсе не то, как она звучала. Главным для Давида всегда было движение. Движение звуковых волн. Движение света, который лился в его воображении. Движение людей, которые танцевали под музыку. Движение мыслей композитора. Движение пальцев на инструментах. Движения собственной сути. Сейчас голос исполнителя показался Давиду печальным. Как будто она что-то такое знала, и не желала делиться секретом. Проведя в размышлениях полчаса, Давид понял, почему ей грустно. Вскоре грустно стало и ему. Теперь он уже забыл исполнительницу и грустил в одиночестве, даже не помня, от чего расстроился. Но подъезжая к театру его настроение опять метнулось к безразличному.
Давид бросил машину возле театра, и оставил ключи в замке зажигания, как до него это сделал хозяин. Он решил, что теперь будет передвигаться по городу на метро. Он пошел к трехэтажному зданию театра и обнаружил, что сегодня здесь пытаются ставить "Преступление и наказание". Давида не интересовала сама постановка. Театр он любил, но предпочитал спектакли на итальянском языке. Русский казался ему хоть и забавным, но каким-то рваным и немелодичным. Очевидно это сказывалось его постоянное переделывание всякими людьми, которые считали что только они умеют говорить правильно. В результате полностью пропало языковое разнообразие присущее разговорной речи. Отсюда же, как Давид предполагал, и столь огромная привязанность к мату. В повседневной жизни русские пользуются им столь часто, что иногда кажется, что из их речи, или наоборот писанины, выпадают некоторые связующие звенья. Вот вроде писатель что-то пишет, но в его предложении некоторые слова ложатся вымученно и неестественно. Стоит лишь ненадолго окунуться в разговорный жаргон, и сразу понятно, какое слово он хотел поставить, а какое ставить пришлось. Возможно, потому что народный язык так часто кастрировали, простым людям и пришлось найти огромное количество слов, которые являются неким протестом. Думая об этом Давид купил билет и пошел внутрь.
Он естественно не пошел в сторону зала, а вместо этого направился к служебному входу. Там стоял охранник, но Давид подождал пару минут и тот пошел в туалет. Давид двинулся следом, и когда за ним закрылась дверь, подпер ее стулом стоявшим рядом. Теперь у него есть несколько минут до антракта, пока кто-нибудь не пойдет в туалет и не отопрет охранника. Он спокойно вошел в служебное помещение, и уже очень скоро оказался за кулисами. Когда его спросили кто он, Давид ответил что друг одной из актрис. Знание подсказало ему нужную информацию, и он без труда назвал имя девушки, которой сегодня не было. Он сказал, что она вчера после репетиции забыла здесь свою сумочку, и он хочет ее забрать. При этом он дал детальное описание сумочки актрисы, которая была сейчас на сцене. Здесь он не пользовался Знанием, но его удивительная логика подсказала, что сумочка этой девушки должна быть именно из красной искусственной кожи, и пахнуть непременно духами марки Диор. Он даже почувствовал несколько ароматов Диора, но так и не решил какой бы подошел этой актрисе. Когда какой-то мужчина страдавший геморроем, что Давид определил по запаху и легкой растопыренности его походки, проводил его в гримерку и открыл дверь, то получил удар в основание шеи и упал внутрь. Давид не стал подхватывать тело и позволил ему с характерным звуком распластаться на полу. Он даже услышал как у того сломался нос.
