— Да, Роланд, я понял тебя очень хорошо, — пауза. — Если мы победим, горожане узнают, как ты думаешь? Узнают… обо мне?
— От Энди не узнают, — ответил Роланд. — Он свое отболтал. От меня тоже, если ты сделаешь все, что обещал. Будет молчать и мой ка-тет. Из уважения не к тебе, а к Джейку Чеймберзу. И если Волки попадут в расставленную мною западню, с чего горожанам подозревать, что Энди — не единственный предатель, — он холодно смотрел на Слайтмана. — Они — наивные люди. Доверчивые. Ты знаешь. Потому что этим пользовался.
Румянец вновь вспыхнул на щеках Слайтмана. Он уставился себе под ноги. Роланд поднял голову, увидел, что до нужного ему места осталось меньше четверти мили. Удовлетворенно кивнул. На восточном горизонте еще не появилось облако пыли, но он чувствовал, что ждать осталось недолго. Момент встречи с Волками близился. Где-то там, на другом берегу реки, они сходили с поезда и садились на лошадей, чтобы помчаться, как ветер. Ветер из ада.
— Я сделал это ради моего сына, — прошептал Слайтман. — Энди пришел ко мне и сказал, что они обязательно его возьмут. Где-то там, Роланд… — он указал на восток, в сторону Тандерклепа. — Где-то там находятся несчастные существа, которых называют Разрушители. Они — пленники. Энди говорит, что они — телепаты и психокинетики, и, хотя я не знаю этих слов, мне известно, что они связаны с головой. Разрушители — люди, они едят, и еда поддерживает жизнь в их телах, но им нужна и другая еда, особая, чтобы подкармливать их сверхъестественные способности.
— Пища для мозга, — кивнул Роланд. Вспомнил, что мать называла рыбу пищей для мозга. И тут же, безо всякой связи, подумал о ночных странствиях Сюзанны. Только не Сюзанна приходила в полуночный банкетный зал — Миа. Ничья дочь.
— Да, именно так, — согласился Слайтман. — В любом случае, этим что-то обладают только близнецы, это что-то связывает их разумы. И они, не Волки, а те, кто посылал Волков, забирали у детей это что-то. После чего дети превращались в идиотов. Рунтов. Это еда, Роланд, ты понимаешь? Вот почему они забирают детей! Чтобы кормить своих чертовых Разрушителей! Не их желудки или тела, а мозги! И я даже не знаю, что они там разрушают!
— Два Луча, которые все еще держат Башню, — ответил Роланд.
Слайтмана как громом поразило. На лице отразился страх.
— Темную Башню? — прошептал он. — Ты так говоришь?
— Да, — кивнул Роланд. — Кто такой Финли? Финли О’Тего.
— Я не знаю. Голос, который принимает мои сообщения, вот и все. Тахин, я думаю… ты знаешь, кто это?
— А ты?
Слайтман покачал головой.
— Тогда больше не будем об этом. Возможно, со временем я встречу его, и тогда он ответит мне за всех этих детей.
Слайтман молчал, и Роланд чувствовал его сомнения. Что ж, он имел право сомневаться. Разговор подходил к концу, и натяжение невидимой ленты, стягивающей грудь стрелка, начало ослабевать. Впервые он повернулся лицом к Слайтману.
— Энди всегда находил такого, как ты, Слайтман. Я не сомневаюсь, что для этого его и оставили, как не сомневаюсь и в том, что смерть твоей дочери, сестры Бенни, не была случайной. Им всегда требовался один оставшийся в живых близнец и один слабовольный родитель.
— Ты не можешь…
— Молчать. Ты уже сказал все, что мог.
Слайтман замолчал, сидя рядом с Роландом.
— Я понимаю предательство. Мне самому приходилось предавать, однажды даже Джейка. Но это ничего не меняет. Ты остаешься таким, как есть, скажу это прямо. Ты — пожиратель падали. Расти, превратившаяся в стервятника.
Румянец заливал щеки Слайтмана.
— Я сделал это ради моего мальчика, — упрямо повторил он. Роланд плюнул в свою сложенную лодочкой ладонь, потом поднял руку и провел ладонью по щеке Слайтмана. Щека горела от прилившей крови. Потом стрелок взялся за очки, поправил их на переносице.
— Ты не отмоешься. Из-за них. Очками они пометили тебя, Слайтман. Очки — твое клеймо. Ты говоришь, что сделал это ради своего мальчика, чтобы спать по ночам. Я говорю себе, что предал Джейка, чтобы не потерять шанс спасти Башню… и благодаря этому могу спать по ночам. Разница между нами, единственная разница, состоит в том, что я никогда не брал очков, — он вытер руку о штаны. — Ты продался, Слайтман. И ты забыл лицо своего отца.
— Оставь мне жизнь, — прошептал Слайтман. Он стер со щеки слюну стрелка. По лицу потекли слезы. — Ради моего мальчика.
Роланд кивнул.
— Все и делается ради твоего мальчика. Ты потащил его за собой, как мертвого цыпленка. Ладно, хватит об этом. Если все пройдет, как я задумал, ты сможешь и дальше жить с ним в Калье и стареть, уважаемый соседями. Ты будешь одним из тех, кто сразился с Волками, когда стрелки пришли в город по Тропе Луча. Когда ты не сможешь ходить самостоятельно, он будет ходить с тобой и поддерживать тебя. Я это вижу, и мне не нравится то, что я вижу. Потому что человек, который продает душу за очки, может продать ее вновь, гораздо дешевле, и рано или поздно твой мальчик все о тебе узнает. И самое лучшее, что ты можешь сделать для своего мальчика — погибнуть сегодня смертью героя, — прежде чем Слайтман успел ответить, Роланд поднял руку и закричал. — Эй, Оуверхолсер! Мы на месте! Оуверхолсер! Останавливай фургон. Приехали!
— Роланд… — начал Слайтман.
— Нет, — Роланд натянул вожжи. — Разговор окончен. Только помни, что я тебе сказал, сэй: если у тебя появится шанс умереть сегодня героем, окажи сыну услугу, используй его.
3
Поначалу все шло согласно плану, и они называли это ка. Когда начались накладки и появились первые жертвы, они тоже называли сие ка. Ка, о чем мог бы сказать им стрелок, зачастую последнее объяснение, за которое может зацепиться человек.
4
Роланд растолковал детям, что он от них хочет, еще на лужайке у шатра, под горящими факелами. Теперь, когда рассвело, пусть солнце еще и не поднялось на крыльях, они построились на дороге, как он и просил, от самых старших до самых младших, каждая пара близнецов держалась за руки. Фургоны поставили с левой стороны дороги, так, что колеса, обращенные к кювету, едва в него не сползали. Единственным промежутком в ряду фургонов был съезд на каменистый проселок, уходящий к пересохшим руслам рек и заброшенным шахтам. Вдоль шеренги детей цепочкой рассредоточились смотрители, их число увеличилось до двенадцати за счет Тиана, отца Каллагэна, Слайтмана и Уэйна Оуверхолсера. С другой стороны дороги, у кювета по правую руку, стояли Эдди, Сюзанна, Роза, Маргарет Эйзенхарт и жена Тиана, Залия. У каждой женщины висела на боку плетеная сумка, наполненная тарелками. Коробки с дополнительными орисами спустили в кювет за их спинами. Всего они взяли с собой двести тарелок.
